“Такое ощущение, что вот-вот произойдет что-то грандиозное: графики показывают нам ежегодный рост численности населения, концентрации углекислого газа в атмосфере, веб-адресов и мегабайт на доллар. Все они уходят вверх по асимптоте прямо за поворотную точку столетия: Сингулярность. Конечную точку всего нам известного. Начало чего-то, что нам не дано понять.”
— ДЭННИ ХИЛЛИС
ПРЕДЧУВСТВИЕ #
Наступление 2000 года преследовало умы Запада на протяжении последней тысячи лет. С тех пор как на рубеже первого тысячелетия после Рождества Христова конец света так и не наступил, богословы, евангелисты, поэты и провидцы ожидают конца этого десятилетия с надеждой, что оно принесет нечто судьбоносное. Никто иной, как сам Исаак Ньютон, предположил, что конец света наступит в 2000 году. Мишель де Нострадамус, чьи пророчества читало каждое поколение с момента их первой публикации в 1568 году, предсказал приход третьего антихриста в июле 1992 года. Швейцарский психолог Карл Юнг, знаток “коллективного бессознательного”, предвидел рождение Новой Эры в 1997 году. Такие прогнозы можно легко высмеивать, но нельзя отрицать, что они вызывают нездоровое восхищение в то время, когда многие не совсем уверены, чему можно доверять.
Чувство тревоги за будущее стало замазывать оптимизм, столь характерный для западных обществ на протяжении последних 250 лет. Люди повсюду колеблются и беспокоятся. Вы видите это в их лицах. Слышите в их разговорах. Видите отражение сего в опросах и голосованиях. Как невидимое физическое изменение ионов в атмосфере сигнализирует о приближении грозы еще до того, как тучи потемнеют и ударит молния, так и сейчас, в сумерках тысячелетия, предчувствие перемен витает в воздухе. Один человек за другим, каждый по-своему, чувствует, что время уходит, теряя соки жизни. С истечением десятилетия истекает убийственный век, а вместе с ним и славное тысячелетие человеческих свершений. Все стремится к точке завершения в 2000 году.
Мы убеждены, что современная фаза Западной цивилизации оборвется в этот момент. И эта книга объясняет, почему. Как и многие более ранние работы, это – попытка заглянуть за темное стекло, набросать туманные формы и размеры будущего, с которым нам предстоит столкнуться. В этом смысле мы подразумеваем, что наша работа является апокалиптической в первоначальном значении этого слова. Апокалипсис в переводе с греческого означает “раскрытие”. Мы верим, что новый этап истории – век суверенной личности – скоро будет “раскрыт”.
“Не будет более слышно насилия в земле твоей, ни расточения, ни разрушения в пределах твоих.”
— ИСАИЯ 60:18
ЧЕТВЕРТАЯ СТАДИЯ РАЗВИТИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА #
Тема этой книги – новая революция власти, которая освобождает индивидов в ущерб национальному государству двадцатого века. Инновации, которые беспрецедентным образом изменяют логику насилия, трансформируют границы, в которых должно расположиться будущее. Если наши выводы верны, вы стоите на пороге самой масштабной революции в истории. Лишь немногие могут себе представить насколько быстро микропроцессирование подорвет и уничтожит национальное государство, создав в процессе новые формы социальной организации. Это будет далеко не лёгкая трансформация.
Проблема, с которой столкнется национальное государство, будет еще более значительной, ведь случится это с невероятной скоростью по сравнению со всем, что наблюдалось в прошлом. На протяжении всей истории человечества от самых ранних истоков до наших дней существовало только три основных этапа экономической жизни. (1) охотничье-собирательские общества; (2) сельскохозяйственные общества; и (3) индустриальные общества. Теперь на горизонте маячит нечто совершенно новое – четвертая стадия социальной организации: информационные общества.
Каждой из предыдущих стадий развития общества соответствовали совершенно разные фазы в эволюции и контроле насилия. Как мы подробно объясним, информационные общества обещают резко снизить отдачу от насилия, отчасти потому, что они выходят за рамки локальности. В новом тысячелетии преимущество контроля над насилием в больших масштабах будет гораздо ниже, чем когда-либо со времен Французской революции. Это будет иметь глубокие последствия. Одним из них будет рост преступности.
Когда вознаграждение за организацию насилия в больших масштабах падает, вознаграждение от насилия в меньших масштабах, как правило, подскакивает. Насилие станет более случайным и локализованным. Масштабы организованной преступности будут расти. Мы объясним почему.
Другим логическим следствием снижения отдачи от насилия является затмение политики. Есть много свидетельств того, что приверженность гражданским мифам национального государства двадцатого века быстро разрушается. Гибель коммунизма – лишь самый яркий пример. Как мы подробно рассмотрим, крах морали и растущая коррупция среди лидеров западных правительств – не случайное явление. Это свидетельствует о том, что потенциал национального государства исчерпан. Практически все из его лидеров уже не верят в произносимые ими банальности. Не верят в них и остальные.
История повторяется #
Это ситуация, имеющая поразительные параллели с прошлым. Всякий раз, когда технологические изменения отделяют старые формы от новых движущих сил экономики, моральные нормы меняются, и люди начинают с нарастающим презрением относиться к тем, кто руководит старыми институтами. Это всеобщее отвращение часто начинает проявляться задолго до того, как люди выработают новую последовательную идеологию перемен. Подобное уже имело место быть в конце пятнадцатого века, когда средневековая церковь была господствующим институтом феодализма. Несмотря на распространенную веру в “святость священнослужения”, как высшие, так и низшие чины духовенства относились к нему с величайшим презрением, в отличии от популярного сегодня отношения к политикам и бюрократам.
Мы считаем, что многое можно понять, проследив аналогию между ситуацией конца пятнадцатого века, когда жизнь была в значительной мере насыщена организованной религией, и ситуацией сегодня, когда мир стал насыщен политикой. Расходы на поддержку институционализированной религии в конце пятнадцатого века достигли исторической крайности, подобно тому, как сегодня расходы на поддержку правительства достигли крайности маразматической.
Мы знаем, что случилось с организованной религией после пороховой революции. Развитие технологий создало сильные стимулы для сокращения религиозных учреждений и снижения их расходов. Аналогичная технологическая революция приведет к радикальному сокращению национального государства в начале нового тысячелетия.
Информационная революция #
По мере ускорения разрушения крупных систем систематическое принуждение будет отступать как фактор, определяющий экономическую жизнь и распределение доходов. Эффективность быстро станет важнее диктата власти в организации социальных институтов. Совершенно новая сфера экономической деятельности, не зависящая от физического насилия, возникнет в киберпространстве. Наиболее очевидные преимущества получит “познающая элита”, которая будет все чаще действовать вне политических границ. Они уже одинаково комфортно чувствуют себя во Франкфурте, Лондоне, Нью-Йорке, Буэнос-Айресе, Лос-Анджелесе, Токио и Гонконге. Доходы станут более неравными внутри юрисдикций и более равными между ними.
“Суверенная личность” исследует социальные и финансовые последствия этих революционных изменений. Наше стремление - помочь вам воспользоваться возможностями нового времени и избежать разрушения под его воздействием. Если даже произойдет лишь половина того, что мы ожидаем увидеть, вы столкнетесь с изменениями беспрецедентных масштабов.
Преобразования 2000 года не только изменят характер мировой экономики, но и сделают это быстрее всех предыдущих фазовых изменений. В отличие от сельскохозяйственной революции, информационной революции не потребуются тысячелетия, чтобы сделать свою работу. В отличие от промышленной революции, ее последствия не будут растягиваться на столетия.
Информационная революция произойдет при нашей жизни. Более того, она произойдет почти везде и сразу. Технические и экономические инновации больше не будут ограничиваться небольшими участками земного шара. Трансформация будет практически всеобъемлющей. И это повлечет за собой настолько глубокий разрыв с прошлым, что почти оживит волшебные владения богов, какими их представляли себе ранние земледельческие народы, такие как древние греки. В большей степени, чем многие сейчас готовы признать, сохранение многих современных институтов в новом тысячелетии окажется трудным или вовсе невозможным. Когда информационные общества сформируются, они будут так же отличаться от индустриальных обществ, как Греция Эсхила отличалась от мира пещерных жителей.
ПРОМЕТЕЙ ОСВОБОДИЛСЯ: ВОЗВЫШЕНИЕ СУВЕРЕННОЙ ЛИЧНОСТИ #
Грядущая трансформация — одновременно хороша и плоха. Хорошая новость заключается в том, что информационная революция освободит человека, как никогда ранее. Впервые те, кто способен к самообразованию, будут почти полностью свободны в изобретении собственной занятости и реализации всех преимуществ собственной производительности. Гений будет высвобожден, освобожден как от гнета правительства, так и от тягот расовых и этнических предрассудков. В информационном обществе никто из действительно одаренных не будет ограничен из-за плохо сформированного мнения других. Не будет иметь значения, что большинство людей на земле думают о вашей расе, внешности, возрасте, сексуальных наклонностях или о том, как вы укладываете волосы.
В киберэкономике вас никогда не встретят лицом к лицу. Уродливые, толстые, старые и инвалиды будут на равных соперничать с молодыми и красивыми в абсолютно бесцветной анонимности на новых границах киберпространства.
Идеи превращаются в богатство #
Заслуги, в чем бы они ни проявлялись, будут вознаграждаться как никогда раньше. В условиях, когда самым большим источником богатства будут идеи, хранящиеся в вашей голове, а не только физический капитал, каждый, кто ясно мыслит, потенциально может стать богатым. Информационная эпоха станет эпохой восходящей мобильности. Она предоставит гораздо больше равных возможностей миллиардам людей в тех частях света, которые никогда в полной мере не пользовались процветанием индустриального общества. Самые яркие, успешные и амбициозные из них станут поистине суверенными личностями.
На самом высоком уровне производительности эти суверенные личности будут конкурировать и взаимодействовать на условиях, которые вторят отношениям между богами в греческом мифе. Незримая гора Олимп следующего тысячелетия будет находиться в киберпространстве — царстве без физического существования, которое, тем не менее, будет развивать то, что обещает стать крупнейшей экономикой мира ко второму десятилетию нового тысячелетия. К 2025 году киберэкономика будет насчитывать миллионы участников. Некоторые из них станут такими же богатыми, как Билл Гейтс, и будут стоить более 10 миллиардов долларов каждый. К кибернищим можно будет отнести тех, чей доход составит менее 200 000 долларов в год. Не будет киберсоциалки. Никаких киберналогов и никакого киберправительства. Киберэкономика, как в своё время Китай, вполне может стать величайшим экономическим феноменом следующих тридцати лет.
Хорошая новость заключается в том, что политики смогут доминировать, подавлять и регулировать большую часть торговли в этой новой сфере с тем же успехом, с каким законодатели древнегреческих городов-государств могли подстричь бороду Зевса. Освобождение значительной части мировой экономики от политического контроля обяжет все оставшиеся формы правления работать на более приближенных к рыночным условиях. В конечном итоге у них не останется выбора, кроме как относиться к населению обслуживаемых ими территорий больше как к клиентам, и меньше как организованные преступники относятся к жертвам мошеннического рэкета.
За гранью политики #
То, что в мифологии описывалось как удел богов, станет приемлемым вариантом для человека — жизнь вне досягаемости королей и советов. Сначала десятками, затем сотнями, а в конечном итоге миллионами, люди будут освобождаться от оков политики. По мере протекания этого процесса они будут менять характер правительств, сужая сферу принуждения и расширяя сферу частного контроля над ресурсами.
Появление суверенной личности еще раз продемонстрирует странную пророческую силу мифа. Мало думая о законах природы, первые земледельческие народы представляли, что “силы, которые мы должны назвать сверхъестественными”, были широко распространены. Иногда эти силы использовались людьми, иногда “воплощенными человеческими богами”, которые выглядели как люди и взаимодействовали с ними в том, что сэр Джеймс Джордж Фрейзер описал в “Золотой ветви” как “великую демократию”. Когда древние представляли себе детей Зевса, живущих среди них, их вдохновляла глубокая вера в магию. Они разделяли с другими примитивными земледельческими народами благоговейное отношение к природе и суеверное убеждение в том, что природные творения приводятся в движение по воле человека, с помощью магии. В этом смысле в их отношении к природе и богам не было ничего самосознательно пророческого. Они были далеки от того, чтобы предвидеть микротехнологии. Те люди и представить себе не могли их влияние на изменение предельной производительности человека спустя тысячи лет. Они, конечно, не могли предположить, как это изменит баланс между мощностью и эффективностью и, таким образом, приведет к революции в способах создания и защиты активов. Однако то, что они представляли себе, когда плели свои мифы, странным образом перекликается с тем миром, который вы, скорее всего, увидите.
Новая Абракадабра #
“Абракадабра” из магического призыва, например, имеет любопытное сходство с паролем, используемым для доступа к компьютеру. В некоторых отношениях высокоскоростные вычисления уже позволили имитировать волшебство джинна. Первые поколения “цифровых слуг” уже подчиняются командам тех, кто управляет компьютерами, в которых они заключены, подобно тому, как джинны были заключены в волшебных лампах. Виртуальная реальность информационных технологий расширит сферу человеческих желаний и сделает реальным практически все, что можно вообразить. Телеприсутствие даст простым людям такую же способность преодолевать расстояния со сверхъестественной скоростью и следить за событиями издалека, которой, по предположению греков, обладали Гермес и Аполлон. Суверенные личности информационной эпохи, подобно богам древних и примитивных мифов, со временем получат своего рода “дипломатический иммунитет” от большинства политических бед, которые преследовали смертных в большинстве времен и мест.
Новая суверенная личность будет действовать подобно богам из мифов в той же физической среде, что и обычный, подданный гражданин, но в отдельном политическом пространстве. Владея огромными ресурсами и находясь вне досягаемости многих форм принуждения, суверенный индивид изменит структуру правительств и реконфигурацию экономики в новом тысячелетии. Все последствия этого изменения попросту невозможно себе представить.
Гений и Немезида #
Для всех, кто любит человеческие стремления и успех, информационная эпоха станет щедрым подарком. Это, безусловно, лучшая новость за многие поколения. Но это также и плохая новость. Новая организация общества, подразумеваемая триумфом индивидуальной автономии и истинным уравниванием возможностей на основе заслуг, приведет к очень высокому вознаграждению за заслуги и значительной индивидуальной автономии. В результате люди будут нести гораздо большую ответственность за самих себя, чем они привыкли нести в индустриальный период. Это также приведет к сокращению незаслуженного преимущества в уровне жизни, которым пользовались жители развитых индустриальных обществ на протяжении всего двадцатого века. На момент написания книги, 15 процентов населения мира имеют средний доход на душу населения в размере 21 000 долларов в год. У остальных 85 процентов населения мира средний доход составляет всего 1000 долларов. Это огромное накопленное в прошлом преимущество должно исчезнуть в новых условиях информационной эпохи.
Вместе с тем, способность национальных государств перераспределять доходы в больших масштабах будет разрушаться. Информационные технологии поспособствуют резкому усилению конкуренции между юрисдикциями. Когда технологии станут мобильными, а сделки будут проводиться в киберпространстве, что и будет происходить все чаще, правительства больше не смогут взимать за свои услуги больше, чем оплачивающие эти услуги люди их оценят. Любой обладатель портативного компьютера и спутниковой связи сможет вести практически любой информационный бизнес в любом месте, и это включает в себя почти все финансовые операции в мире, оцениваемые в несколько миллиардов долларов.
Это означает, что вы больше не будете обязаны жить в юрисдикции с высокими налогами, чтобы получать высокий доход. В будущем, когда большую часть богатства можно будет заработать где угодно и даже потратить где угодно, правительства, которые попытаются установить слишком высокую цену за проживание, просто оттолкнут своих лучших клиентов. Если наши рассуждения верны, а мы считаем, что это так, то национальное государство в нынешнем его виде не выживет.
КОНЕЦ НАЦИОНАЛЬНЫХ ГОСУДАРСТВ #
Изменения, уменьшающие власть доминирующих институтов, тревожны и опасны. Подобно тому, как монархи, лорды, римские папы и властители вели беспощадную борьбу за сохранение своих привычных привилегий на ранних этапах современного периода, так и современные правительства будут применять насилие, часто скрытое и самовольное, в попытке сдержать течение времени. Ослабленное технологическим вызовом, государство будет относиться ко все более автономным людям, своим бывшим гражданам, с той же безжалостностью и дипломатией, которую оно до сих пор проявляло в отношениях с другими правительствами. Все более жесткие методы взыскания станут логическим следствием появления нового типа взаимоотношений между правительствами и частными лицами.
Технологии сделают человека более квази-суверенным, чем когда-либо прежде. И к ним будут относиться именно так. Иногда жестоко, как враги, иногда как равные стороны в переговорах, иногда как союзники. Но как бы безжалостно ни вели себя правительства, особенно в переходный период, брачные узы налоговой службы с ЦРУ мало им помогут. Под давлением неизбежности им все чаще придется торговаться с автономными людьми, чьи ресурсы уже не так легко контролировать.
Изменения, вызванные информационной революцией, не только создадут финансовый кризис для правительств, но и приведут к дезинтеграции всех крупных структур. Четырнадцать империй исчезли лишь за двадцатый век. Распад империй является частью процесса, который приведет к распаду самого национального государства. Правительству придется приспосабливаться к растущей автономии человека. Налоговые сборы сократятся на 50-70%. Это приведет к тому, что более мелкие юрисдикции станут более успешными. Задача установления конкурентоспособных условий для привлечения способных людей и их капитала будет легче решаться в анклавах, чем на континентах.
Мы считаем, что по мере разложения современного национального государства варвары последних времён будут все чаще приходить к закулисной власти. Такие группы, как русская мафия, которая собирает кости бывшего Советского Союза, другие этнические преступные группировки, номенклатура 1, наркобароны и перебежчики из тайных агентств будут “сами себе законом”. Они и так уже являются таковыми. В гораздо большей степени, чем принято считать, современные варвары уже проникли в формы национального государства, не сильно изменив его внешний вид. Они — микропаразиты, питающиеся от умирающей системы. Такие же жестокие и беспринципные, как государство в состоянии войны, эти группы используют методы государства в меньших масштабах. Их растущее влияние и власть являются частью сокращения масштабов политики. Микропроцессоры уменьшают размер, которого должны достичь группы, чтобы быть эффективными в применении и контроле насилия. По мере развития этой технологической революции хищническое насилие будет все больше и больше организовываться вне централизованного контроля. Усилия по сдерживанию насилия также будут ослабевать в зависимости от эффективности, а не от степени власти.
История, повернутая вспять #
Процесс, благодаря которому национальное государство росло на протяжении последних пяти веков, будет обращен вспять новой логикой информационной эпохи. Местные центры власти будут вновь утверждаться по мере того, как государство будет распадаться на фрагментированные, дублирующие друг друга независимые области. Растущая мощь организованной преступности является лишь одним из отражений этой тенденции.
Транснациональные компании уже вынуждены отдавать на субподряд все задачи, кроме самых необходимых. Некоторые конгломераты, такие как AT&T, Unisys и ITT, разделились на несколько фирм, чтобы функционировать более прибыльно. Национальное государство распадется так же, как громоздкий конгломерат.
В мире меняется не только власть, но и занятость. Микропроцессоры создали совершенно новые горизонты экономической деятельности, выходящие за пределы территориальных границ. Этот выход за пределы границ и территорий является, возможно, самым революционным событием с тех пор, как Адам и Ева вырвались из рая под приговором своего Создателя: “В поте лица твоего будешь есть хлеб свой”. По мере того, как технология революционизирует используемые нами инструменты, она также старит наши законы, перестраивает нашу мораль и изменяет наше восприятие. Эта книга объясняет, как.
Микропроцессоры и быстро совершенствующиеся коммуникации уже позволяют человеку выбирать где работать. Операции в интернете или всемирной паутине могут быть зашифрованы, и скоро сборщикам налогов будет практически невозможно их отловить. Свободные от налогов деньги в оффшорных зонах уже копятся гораздо быстрее, чем в резидентных фондах, все еще подверженных высокому налоговому бремени, налагаемому национальным государством двадцатого века. После наступления нового тысячелетия бóльшая часть мировой торговли переместится в новое царство киберпространства — регион, где правительства будут иметь не больше власти, чем на дне моря или на внешних планетах. В киберпространстве угрозы физического насилия, которые были альфой и омегой политики с незапамятных времен, исчезнут. В киберпространстве смиренные и могучие встретятся на равных. Киберпространство — это конечная оффшорная юрисдикция. Экономика без налогов. Бермуды в бриллиантовом небе.
Когда эта величайшая из всех налоговых гаваней будет полностью открыта для бизнеса, все средства, по сути, станут оффшорными фондами, предоставленными воле их владельца. Это будет иметь каскадные последствия. Государство привыкло относиться к своим налогоплательщикам так, как фермер относится к своим коровам, держа их в загоне для дойки. Но скоро у коров появятся крылья.
Возмездие государства #
Как рассерженный фермер, государство, несомненно, сначала примет отчаянные меры, чтобы связать и обуздать свое убегающее стадо. Оно будет использовать тайные и даже насильственные средства, чтобы ограничить доступ к освобождающим технологиям. Такие меры помогут лишь временно, если вообще сработают. Национальное государство двадцатого века, со всеми его претензиями, будет умирать от голода по мере снижения налоговых поступлений.
Когда государство оказывается не в состоянии покрыть свои расходы за счет увеличения налоговых поступлений, оно прибегает к другим, более отчаянным мерам. Среди них — печать денег. Правительства привыкли пользоваться монополией на валюту, которую они могли обесценивать по своему усмотрению. Эта произвольная инфляция была характерной чертой монетарной политики всех государств двадцатого века. Даже лучшая национальная валюта послевоенного периода, немецкая марка, потеряла 71 процент своей стоимости с 1 января 1949 года по конец июня 1995 года. За тот же период доллар США потерял 84 процента своей стоимости. Эта инфляция имела тот же эффект, что и оброк для всех, кто держал валюту. Как мы рассмотрим далее, инфляция, с появлением киберденег будет значительно ограничена как вариант получения дохода. Новые технологии позволят обладателям богатства обойти национальные монополии, которые выпускали и регулировали деньги в текущий период. Государство продолжит контролировать печатные станки индустриальной эпохи, но их значение для контроля мирового богатства будет превзойдено математическими алгоритмами, не имеющими физического воплощения. В новом тысячелетии киберденьги, контролируемые частными рынками, вытеснят фиатные деньги, выпускаемые правительствами. Жертвами инфляции станут только бедные.
Лишившись привычных возможностей для налогообложения и раздувания денежной массы, правительства, даже в традиционно цивилизованных странах, будут вести себя отвратительно. Когда подоходный налог станет невозможно взимать, вновь появятся старые и более произвольные методы его взимания. Высшая форма удержания налога — фактическое, если угодно, неприкрытое, взятие в заложники будет введено правительствами, отчаянно пытающимися предотвратить утечку богатства за пределы их досягаемости. Несчастные люди могут оказаться отрезанными от окружения и удерживаться за выкуп, в почти средневековой манере. Предприятия, предлагающие услуги, способствующие реализации самостоятельности отдельных лиц, будут подвержены злонамеренному проникновению, саботажу и подрыву деятельности. Произвольная конфискация имущества, уже ставшая обычным явлением в США, где она происходит пять тысяч раз в неделю, станет еще более распространенной. Правительства будут нарушать права человека, цензурировать свободный поток информации, саботировать полезные технологии и т.п. По тем же причинам, по которым покойный Советский Союз тщетно пытался подавить доступ к персональным компьютерам и ксероксам, западные правительства будут пытаться подавить киберэкономику тоталитарными методами.
ВОЗВРАЩЕНИЕ ЛУДДИТОВ #
Такие методы могут оказаться популярными среди некоторых слоев населения. Хорошая новость об индивидуальном освобождении и автономии покажется плохой тем, кто не относится к познающей элите. Наибольшее недовольство, скорее всего, будет исходить от людей среднего достатка в богатых странах. В частности, они могут почувствовать, что информационные технологии представляют угрозу для их образа жизни. Бенефициары организованного принуждения, включая миллионы людей, получающих доходы, перераспределяемые правительствами, могут возмущаться новой свободой, реализуемой суверенными личностями. Их расстройство проиллюстрирует трюизм, что “то, где ты находишься, определяется тем, где ты сидишь”. Однако было бы некорректно приписывать все негативные чувства, которые возникнут в ходе грядущего кризиса переходного периода, голому желанию жить за чужой счет. Будут задействованы и другие. Сам характер человеческого общества предполагает, что в грядущей реакции луддитов обязательно будет присутствовать ошибочное моральное измерение. Подумайте об этом как о голом желании, снабженном моральным фиговым листом. Мы исследуем моральные и нравственные аспекты кризиса переходного периода. Самозабвенная хватка осознаного типа мотивирует куда меньше, чем самодовольная ярость. Хотя приверженность гражданским мифам двадцатого века быстро ослабевает, они все еще не лишены своих истинных верующих. Всем, кто достиг совершеннолетия в двадцатом веке, были привиты обязанности и обязательства гражданина двадцатого века. Остаточные моральные императивы индустриального общества будут стимулировать, по крайней мере, некоторые из неолуддитских нападок на информационные технологии.
В этом смысле грядущее насилие будет, по крайней мере, частично выражением того, что мы называем “моральным анахронизмом”, применением моральных строгостей, взятых из одного этапа экономической жизни, к обстоятельствам другого. Каждая стадия становления общества требует своих моральных правил, чтобы помочь людям преодолеть ловушки стимулов, свойственные выбору, с которым они сталкиваются в данном конкретном жизненном укладе. Как земледельческое общество не могло жить по моральным правилам мигрирующей эскимосской группы, так и информационное общество не может удовлетворить моральные императивы, возникшие для того, чтобы способствовать успеху воинственного индустриального государства двадцатого века. Мы объясняем почему.
В ближайшие несколько лет моральный анахронизм будет проявляться в основных странах Запада в той же мере, в какой он проявлялся на периферии в течение последних пяти столетий. Западные колонисты и военные экспедиции стимулировали такие кризисы, когда сталкивались с охотничье-собирательскими группами коренного населения, а также с народами, чьи общества все еще были организованы для ведения сельского хозяйства. Внедрение новых технологий в анахроничные условия привело к путанице и моральным кризисам. Успех христианских миссионеров в обращении миллионов коренных народов можно в значительной степени возложить на местные кризисы, вызванные внезапным внедрением новых механизмов власти извне. Такие встречи повторялись снова и снова, начиная с шестнадцатого века и заканчивая первыми десятилетиями двадцатого века. Мы ожидаем подобных столкновений в начале нового тысячелетия, когда информационные общества вытеснят те, которые организованы по индустриальному принципу.
Ностальгия по принуждению #
Возвышение суверенного индивида не будет полностью приветствоваться как многообещающий новый этап истории, даже среди тех, кто получает от него наибольшую выгоду. Каждый будет испытывать определенные опасения. И многие будут презирать инновации, которые подрывают территориальное национальное государство. Человеческая природа такова, что радикальные перемены любого рода почти всегда воспринимаются как резкий поворот к худшему. Пятьсот лет назад придворные, собравшиеся вокруг герцога Бургундского, сказали бы, что разворачивающиеся инновации, подрывающие феодализм, являются злом. Они считали, что мир стремительно катится вниз по спирали в то самое время, когда более поздние историки видели вспышку человеческого потенциала в эпоху Возрождения. Аналогичным образом, то, что однажды может показаться новым Возрождением с точки зрения следующего тысячелетия, будет выглядеть пугающим для усталых глаз двадцатого века.
Велика вероятность того, что некоторые из тех, кого обижают новые пути, а также многие из тех, кого они ущемляют, отреагируют с неприязнью. Их ностальгия по принуждению, скорее всего, обернется насилием. Столкновения с этими новыми “луддитами” сделают переход к радикально новым формам социальной организации в какой-то степени плохой новостью для каждого.
Приготовьтесь уворачиваться #
Поскольку скорость перемен опережает моральную и экономическую способность многих нынешних поколений к адаптации, можно ожидать яростное и возмущенное сопротивление информационной революции, несмотря на ее великое обещание улучшить будущее.
Вы должны понимать это и готовиться к таким неприятностям. Впереди — кризис переходного периода. Новые информационные и коммуникационные технологии подрывают современное государство сильнее, чем любая политическая угроза его господству со времен путешествия Колумба. Это важно, потому что власть имущие редко мирно реагировали на события, подрывающие их авторитет. Вряд ли они поступят иначе и в этот раз.
Столкновение между новым и старым будет характерно для первых лет грядущего тысячелетия. Мы ожидаем, что это будет время серьезной опасности и больших наград, время значительно уменьшившейся цивилизованности в одних сферах и беспрецедентного размаха первой во вторых.
В этом разделении будут противостоять все более автономные личности и обанкротившиеся, отчаявшиеся правительства. Мы ожидаем увидеть радикальную перестройку природы суверенитета и фактическую смерть политики еще до завершения переходного периода. Вместо доминирования и контроля ресурсов государством, нам суждено увидеть приватизацию почти всех услуг, которые сейчас предоставляют правительства. По неизбежным причинам, которые мы подробно рассматриваем в этой книге, информационные технологии уничтожат способность государства брать за свои услуги больше, чем платящие за эти услуги люди их оценят.
Суверенитет посредством рынков #
В той мере, которую мало кто мог себе представить еще десять лет назад, отдельные люди будут добиваться все большей автономии перед территориальными национальными государствами с помощью рыночных механизмов.
Всем национальным государствам грозит банкротство и стремительное увядание их авторитета. Как бы ни были они могущественны, сила, которую они сохраняют, — это сила уничтожать, а не повелевать. Их межконтинентальные ракеты и авианосцы уже стали артефактами, такими же внушительными и бесполезными, как последняя боевая лошадь феодализма.
Информационные технологии позволяют резко расширить рынки за счет изменения способов создания и защиты активов. Это — истинная революция; она обещает стать более революционной для индустриального общества, чем появление пороха оказалось для феодального сельского хозяйства . Трансформация 2000 года подразумевает коммерциализацию суверенитета и смерть политики, не меньше, чем оружие подразумевало смерть феодализма, основанного на клятве. Гражданство пойдет по пути рыцарства.
Мы считаем, что наступает эпоха индивидуального экономического суверенитета. Подобно тому, как сталелитейные заводы, телефонные компании, шахты и железные дороги, которые когда-то были “национализированы”, были быстро приватизированы по всему миру, скоро вы увидите окончательную форму приватизации — всеобъемлющее разгосударствление личности. Суверенная личность нового тысячелетия больше не будет активом государства, и, де-факто, статьей баланса казначейства. После смещения в 2000 году денационализированные граждане будут уже не гражданами, а покупателями.
Коммерциализация суверенитета сделает условия гражданства в национальном государстве такими же устаревшими, какими казались рыцарские клятвы после краха феодализма. Вместо того чтобы относиться к могущественному государству как граждане, которых можно облагать налогами, суверенные личности XXI века станут клиентами правительств. Эти правительства будут организованы по иным принципам, чем те, к которым мир привык в течение последних нескольких столетий.
Потребуется новый моральный словарь для описания взаимоотношений суверенных личностей и их отношений с тем, что останется от правительства. Мы подозреваем, что по мере того, как условия этих новых отношений будут выходить на первый план, они будут оскорблять многих, достигших совершеннолетия в качестве “граждан” национальных государств двадцатого века. Конец наций и “разгосударствление личности” приведет к тому, что некоторые горячо поддерживаемые понятия, такие как “равная защита по закону”, которые предполагают властные отношения, вскоре выйдут из употребления.
Как попытки сохранить власть рыцарей в доспехах были обречены на провал перед лицом порохового оружия, так и современные понятия национализма и гражданства обречены на короткое замыкание микротехнологиями. Действительно, в конечном итоге они станут комичными, подобно тому, как священные принципы феодализма пятнадцатого века стали предметом насмешек в шестнадцатом. Заветные гражданские понятия двадцатого века будут казаться новым поколениям комичными анахронизмами после преобразований 2000 года.
Дон Кихотом XXI века будет не рыцарь-изгнанник, пытающийся возродить славу феодализма, а бюрократ в коричневом костюме, сборщик налогов, жаждущий вытрясти граждан.
ВОЗРОЖДЕНИЕ ЗАКОНОВ МАРКА #
Мы редко смотрим на правительства как на конкурентные субъекты, разве что в самом широком смысле, поэтому современное понятие относительно диапазона и возможностей суверенитета атрофировалось. В прошлом, когда уравнение власти затрудняло утверждение группами стабильной монополии на принуждение, власть часто оказывалась фрагментирована, юрисдикции пересекались, и субъекты многих различных видов принимали один или несколько атрибутов суверенитета. Нередко номинальный владыка фактически обладал незначительной властью на местах. Правительства, более слабые, чем национальные государства, теперь сталкиваются с постоянной конкуренцией в своей способности навязывать монополию принуждения на локальной территории. Эта конкуренция породила адаптации в контроле насилия и привлечении верности, которые вскоре снова станут новыми.
Когда власть лордов и королей была слабой, а притязания одной или нескольких групп пересекались на этой грани, часто случалось так, что ни одна из них не могла решительно доминировать над другой. В Средние века существовало множество пограничных или регионов-марок, где суверенитеты смешивались друг с другом. Эти насильственные границы сохранялись на протяжении десятилетий или даже столетий в приграничных районах Европы. Существовали марки между областями кельтского и английского контроля в Ирландии; между Уэльсом и Англией, Шотландией и Англией, Италией и Францией, Францией и Испанией, Германией и славянскими границами Центральной Европы, а также между христианскими королевствами Испании и исламским королевством Гранада. В таких регионах развивались отдельные институциональные и правовые формы, которые мы, вероятно, снова увидим в следующем тысячелетии. Из-за конкурентной позиции двух властей жители марок редко платили налоги. Более того, у них обычно был выбор при принятии решения о том, чьим законам они должны подчиняться — выбор, который осуществлялся с помощью таких юридических понятий, как “клятва” и “взыскание”, которые сегодня практически исчезли. Мы ожидаем, что такие концепции станут заметной правовой чертой информационных обществ.
Преодолевая национальность #
До появления национального государства было трудно точно перечислить количество существовавших в мире суверенитетов, поскольку они сложным образом накладывались друг на друга, а власть осуществлялась многими разнообразными формами организации. Так будет снова. Разделительные линии между территориями, как правило, становились четко очерченными и закрепленными в качестве границ в системе национального государства. В информационную эпоху они снова станут туманными. В новом тысячелетии суверенитет снова будет фрагментирован. Появятся новые организации, которые будут обладать некоторыми, но не всеми характеристиками, которые мы привыкли ассоциировать с правительствами.
Некоторые из этих новых образований, как рыцари-тамплиеры и другие религиозные военные ордена Средневековья, смогут контролировать значительные богатства и военную мощь, не контролируя какую-либо фиксированную территорию. Они будут организованы на принципах, которые не имеют никакого отношения к национальности. Члены и лидеры религиозных корпораций, осуществлявших суверенную власть в некоторых частях Европы в Средние века, ни в коем случае не черпали свою власть из национальной идентичности. Они были представителями всех национальностей и настаивали на своей верности Богу, а не каким-либо связям, которые должны быть общими для представителей той или иной национальности.
Купеческие республики киберпространства #
Вы также увидите возрождение объединений купцов и богачей, обладающих полусуверенными полномочиями, таких как Ганза (конфедерация купцов) в Средние века. Ганза, действовавшая на французских и фламандских ярмарках, разрослась до купечества шестидесяти городов. “Ганзейский союз”, как он широко известен в английском языке (дословный перевод - “Союз союзов”), был организацией германских купеческих гильдий, которые обеспечивали защиту своих членов и заключали торговые договоры. Она стала осуществлять полусуверенные полномочия в ряде городов Северной Европы и Балтики. В новом тысячелетии такие организации появятся на месте умирающего национального государства, обеспечивая защиту и помогая исполнять контракты в небезопасном мире.
Одним словом, будущее, скорее всего, запутает ожидания тех, кто впитал гражданские мифы индустриального общества двадцатого века. Среди них — иллюзии социал-демократии, которые когда-то волновали и мотивировали самые одаренные умы. Они предполагают, что общество развивается так, как этого хотят правительства; предпочтительно в ответ на социальные опросы и скрупулезно подсчитанные голоса. Это никогда не казалось более правдивым, чем пятьдесят лет назад. Теперь это анахронизм, такой же артефакт индустриализма, как ржавеющая дымовая труба. Гражданские мифы отражают не только менталитет, который рассматривает проблемы общества как поддающиеся инженерному решению; они также отражают ложную уверенность в том, что ресурсы и люди в будущем останутся столь же уязвимыми к политическому принуждению, как и в двадцатом веке. Мы в этом крайне сомневаемся. Рыночные силы, а не политическое большинство, заставят общество перестроиться таким образом, который общественное мнение не сможет ни понять, ни приветствовать. Наивное мнение о том, что история — это то, чем люди хотят ее видеть, окажется крайне ошибочным.
Поэтому очень важно, чтобы вы взглянули на мир по-новому. Это значит посмотреть со стороны и переосмыслить многое из того, что вы, вероятно, считали само собой разумеющимся. Это позволит вам прийти к новому пониманию. Если вам не удастся выйти за рамки традиционного мышления в то время, когда традиционное мышление теряет соприкосновение с реальностью, то вы, скорее всего, станете жертвой ожидающей вас эпидемии дезориентации. Дезориентация порождает ошибки, которые могут поставить под угрозу ваш бизнес, ваши инвестиции и ваш образ жизни.
“Вселенная вознаграждает нас за понимание и наказывает за непонимание. Когда мы понимаем Вселенную, наши планы воплощаются, и мы чувствуем себя хорошо. И наоборот, если мы попытаемся летать, прыгая с обрыва и взмахивая руками, Вселенная нас погубит”. — ДЖЕК КОЭН И ИАН СТЮАРТ
Смотреть по-новому #
Чтобы подготовиться к грядущему миру, вы должны понять, почему он будет отличаться от того, что говорят вам большинство экспертов. Для этого необходимо внимательно изучить скрытые причины перемен. Мы попытались сделать это с помощью неортодоксального анализа, который мы называем изучением мегаполитики. В двух предыдущих изданиях — Кровь на улицах (Blood in the Streets) и Великая расплата (The Great Reckoning) — мы утверждали, что самые важные причины перемен можно найти не в политических манифестах или высказываниях мертвых экономистов, а в скрытых факторах, которые изменяют границы, в пределах которых осуществляется власть. Часто тонкие изменения в климате, топографии, микробах и технологиях меняют логику насилия. Они меняют то, как люди организуют свою жизнедеятельность и защищают себя.
Заметьте, что наш подход к пониманию того, как меняется мир, сильно отличается от подхода большинства прогнозистов. Мы не являемся экспертами ни в чем, в том смысле, что не претендуем на то, что знаем о некоторых “предметах” гораздо больше, чем те, кто потратил всю свою карьеру на культивирование узкоспециализированных знаний. Напротив, мы смотрим извне внутрь. Мы хорошо разбираемся в темах, по которым делаем прогнозы. Более всего это касается видения того, где же проходят границы необходимости. Когда они сдвигаются, общество обязательно меняется, как бы люди ни хотели обратного.
На наш взгляд, секрет к пониманию развития общества заключается в понимании факторов, определяющих затраты и выгоды от применения насилия. Каждое человеческое общество — от охотничьей группы до империи — было основано на взаимодействии мегаполитических факторов, которые устанавливают преобладающую версию “законов природы”. Жизнь всегда и везде сложна. Агнец и лев сохраняют хрупкое равновесие, взаимодействуя на стыке. Если бы львы вдруг стали более быстрыми, они бы догнали добычу, которой сейчас удается сбежать. Если бы у ягнят вдруг выросли крылья, львы умерли бы с голоду. Способность использовать насилие и защищаться от него является решающей переменной, которая изменяет жизнь на стыке.
Мы ставим насилие в центр нашей теории мегаполитики по уважительной причине. Контроль над насилием — это самая важная дилемма, с которой сталкивается каждое общество. Как мы писали в книге Великая расплата:
Причина, по которой люди прибегают к насилию заключается в том, что оно выгодно. В некотором смысле, самое простое, что может сделать человек, если ему нужны деньги, — это взять их. Это не менее верно как в отношении армии людей, захватывающих нефтяное месторождение, так и в отношении бандита-одиночки, отбирающего кошелек. Власть, как писал Уильям Плейфэр, “всегда искала самый легкий путь к богатству через нападение на тех, кто им обладал”.
Вызов процветанию заключается именно в том, что хищническое насилие при некоторых обстоятельствах позволяет неплохо заработать. Война многое меняет. Она меняет правила. Она изменяет распределение активов и доходов. Она даже определяет, кто будет жить, а кто умрёт. Именно тот факт, что насилие выгодно, делает его трудно контролируемым.
Размышления в этом направлении помогли нам предвидеть ряд событий, которые, по мнению более информированных экспертов, никогда не могли бы произойти. Например, Кровь на улицах, опубликованная в начале 1987 года, была нашей попыткой исследовать первые этапы великой мегаполитической революции, происходящей в настоящее время. Тогда мы утверждали, что технологические изменения дестабилизируют баланс сил в мире. Вот некоторые из наших основных пунктов:
- Мы говорили, что господство Америки идет на спад, что приведет к экономическому дисбалансу и бедствиям, включая еще один обвал фондового рынка в стиле 1929 года. Эксперты практически единодушно отрицали, что нечто подобное может произойти. Однако уже через шесть месяцев, в октябре 1987 года, рынки были потрясены самым сильным обвалом столетия.
- Мы говорили читателям, что следует ожидать краха коммунизма. И снова, эксперты смеялись. И все же 1989 год принес события, которые “никто не мог предугадать”. Берлинская стена пала, революции сместили коммунистические режимы от Балтики до Бухареста.
- Мы объясняли, почему многонациональная империя, которую большевистская номенклатура унаследовала от царей, “неизбежно расколется”. В конце декабря 1991 года над Кремлем в последний раз опустили серпасто-молоткастое знамя — Советский Союз прекратил свое существование.
- В разгар наращивания вооружений Рейганом мы утверждали, что мир стоит на пороге всеобъемлющего разоружения. Это тоже считалось маловероятным, если не абсурдным. Однако последующие семь лет принесли самое масштабное разоружение с момента окончания Первой мировой войны.
- В то время, когда эксперты в Северной Америке и Европе указывали на Японию в поддержку мнения о том, что правительства могут успешно влиять на рынки, мы утверждали обратное. Мы прогнозировали, что японский бум финансовых активов закончится крахом. Вскоре после падения Берлинской стены японский фондовый рынок рухнул, потеряв почти половину своей капитализации. Мы по-прежнему считаем, что его конечный минимум может повторить или превысить 89-процентные потери, которые Уолл-стрит понесла, достигнув дна после 1929 года.
- В тот момент, когда почти все — от семей среднего класса до крупнейших мировых инвесторов в недвижимость, — казалось, верили, что рынки недвижимости могут только расти, но не падать, мы предупреждали, что надвигается крах рынка недвижимости. В течение четырех лет инвесторы в недвижимость по всему миру потеряли более 1 триллиона долларов из-за падения ее стоимости.
- Задолго до того, как это стало очевидным для экспертов, мы объяснили в книге Кровь на улицах, что доходы “синих воротничков” снизились и будут продолжать снижаться в долгосрочной перспективе. Сегодня, почти десять лет спустя, мы пишем эту книгу, и наконец-то сонный мир начал понимать, что это правда. Средняя почасовая заработная плата в США упала ниже уровня, достигнутого при второй администрации Эйзенхауэра. В 1993 году среднегодовая почасовая заработная плата в постоянных долларах составляла $18 808. В 1957 году, когда Эйзенхауэр был приведен к присяге на второй срок, среднегодовая почасовая заработная плата в США составляла $18 903.
Хотя основные темы книги “Кровь на улицах” оказались удивительно точными с оглядкой на прошлое, всего несколько лет назад блюстители общепринятого мнения считали их бессмыслицей. Рецензент в журнале Newsweek в 1987 году отразил закрытый ментальный климат позднеиндустриального общества, когда он отверг наш анализ как “бездумную атаку на разум”.
Можно было предположить, что Newsweek и подобные издания с течением времени признали бы, что наша линия анализа выявила нечто полезное в том, как меняется мир. Ни на йоту, первое издание “Великой расплаты” было встречено с той же враждебной насмешкой, с какой приветствовали “Кровь на улицах”. Не менее авторитетная газета Wall Street Journal категорически отвергла наш анализ как болтовню “вашей глупой тётушки”.
Невзирая на насмешки, темы “Великой расплаты” оказались менее смехотворными, чем прикидывались блюстители ортодоксальности.
- Мы расширили наш прогноз о гибели Советского Союза, исследуя, почему Россию и другие бывшие советские республики ждут растущие гражданские беспорядки, гиперинфляция и падение уровня жизни.
- Мы объяснили, почему 1990-е годы станут десятилетием сокращения штата, включая первое в истории сокращение штата как правительств, так и коммерческих организаций.
- Мы также прогнозировали, что произойдет серьезный пересмотр условий перераспределения доходов с резким сокращением уровня пособий. Намеки на финансовый кризис проявились повсеместно — от Канады до Швеции, а американские политики начали говорить о “прекращении социального обеспечения в привычном нам виде”.
- Мы предугадали и объяснили, почему “новый мировой порядок” окажется “новым мировым беспорядком”. Задолго до того, как зверства в Боснии заняли первые полосы газет, мы предупреждали, что Югославию поглотит гражданская война.
- До того, как Сомали погрузилась в анархию, мы объяснили, почему грядущий крах правительств в Африке приведет к тому, что некоторые страны будут фактически переданы под внешнее управление.
- Мы спрогнозировали и объяснили, почему воинствующий ислам вытеснит марксизм в качестве основной идеологии противостояния с Западом. За несколько лет до взрыва в Оклахоме и попытки взорвать Всемирный торговый центр мы объяснили, почему Соединенные Штаты столкнутся со всплеском терроризма.
- До появления заголовков газет, рассказывающих о беспорядках, охвативших Лос-Анджелес, Торонто и другие города, мы объяснили, почему возникновение криминальных субкультур среди городских меньшинств создает основу для широкомасштабного криминального насилия.
- Великая расплата также сформулировала ряд спорных тезисов, которые пока не подтвердились, или не достигли того уровня развития, который мы прогнозировали:
- Мы говорили, что японский фондовый рынок последует по пути Уолл-стрит после 1929 года, и что это приведет к кредитному коллапсу и депрессии. Хотя уровень безработицы в Испании, Финляндии и некоторых других странах превысил показатели 1930-х годов, а в ряде стран, включая Японию, наблюдались локальные депрессии, системного кредитного коллапса, подобного тому, который взорвал экономику всего мира в 1930-е годы, еще не наступило.
- Мы утверждали, что разрушение системы командования и контроля в бывшем Советском Союзе приведет к распространению ядерного оружия в руках мини-государств, террористов и преступных группировок. К счастью для всего мира, этого не произошло, по крайней мере, не в такой степени, как мы опасались. По сообщениям прессы, Иран приобрел несколько единиц тактического ядерного оружия на черном рынке, а власти Германии пресекли несколько попыток продажи ядерных материалов. Но не было объявлено о развертывании или применении ядерного оружия из арсеналов бывшего Советского Союза.
- Мы объяснили, почему “Война с наркотиками” — это рецепт подрыва полицейской и судебной систем стран, где широко распространено употребление наркотиков, в частности в США. Ежегодно накапливая десятки миллиардов долларов скрытой монопольной прибыли, у наркоторговцев есть средства, а также стимул коррумпировать даже внешне стабильные страны. Хотя в мировых СМИ время от времени появлялись материалы, намекающие на проникновение наркоденег в политическую систему США на высоком уровне, полная история еще не была рассказана.
Искать там, где другие не ищут #
Несмотря на те моменты, когда наши прогнозы были ошибочными или кажутся ошибочными в свете известных на сегодняшний день событий, основа выдерживает тщательную проверку. Многое из того, что, вероятно, будет фигурировать в будущих экономических историях 1990-х годов, было предсказано или предвидено и объяснено в Великой расплате. Многие из наших прогнозов были не простыми экстраполяциями или продолжением тенденций, а прогнозами серьезных отклонений от того, что считалось нормальным после Второй мировой войны. Мы предупреждали, что 1990-е годы будут кардинально отличаться от предыдущих пяти десятилетий. Читая новости с 1991 по 1995 год, мы видим, что темы Великой расплаты подтверждались практически ежедневно.
Мы рассматриваем эти события не как примеры отдельных трудностей и возникающих тут и там проблем, а как толчки и сотрясения, которые проходят по одной и той же линии разлома. Старый порядок рушится в результате мегаполитического землетрясения, которое произведет революцию в институтах и изменит мировоззрение мыслящих людей.
Несмотря на центральную роль насилия в определении того, как устроен мир, оно привлекает на удивление мало должного внимания. Большинство политических аналитиков и экономистов пишут так, как будто насилие — это мелкий раздражитель, как муха, жужжащая вокруг торта, а не повар, который его испек.
Очередной первопроходец мегаполитики #
На самом деле, история настолько бедна на ясные мысли о роли насилия, что библиографию мегаполитического анализа можно было бы написать на одном листе бумаги.
В Великой расплате мы использовали и развивали аргументы почти полностью забытой классики мегаполитического анализа Уильяма Плейфэра Исследование постоянных причин упадка и падения могущественных и богатых наций, опубликованной в 1805 году. Одной из наших отправных точек является работа Фредерика К. Лейна. Лейн был средневековым историком, который написал несколько проникновенных эссе о роли насилия в истории в 1940-х и 1950-х годах. Возможно, наиболее полным из них было “Экономические последствия организованного насилия”, которое появилось в “Журнале экономической истории” в 1958 году. Мало кто, кроме профессиональных экономистов и историков, читал этот труд, и большинство из них, похоже, не осознали его значения. Как и Плейфэр, Лейн писал для аудитории, которой еще не существовало.
Прозрения информационной эпохи #
Лейн опубликовал свою работу о насилии и экономическом смысле войны задолго до наступления информационной эпохи. Он, конечно, не писал в преддверии микропроцессирования или других технологических революций, происходящих в настоящее время. Однако его понимание насилия заложило основу для понимания того, как будет изменена конфигурация общества в эпоху информационной революции.
Открытое Лейном окно в будущее было окном, через которое он заглянул в прошлое. Он был средневековым историком, и особенно историком торгового города, Венеции, чье состояние то взлетало, то падало в условиях жестокого мира. Размышляя о том, как поднималась и падала Венеция, его внимание привлекли вопросы, которые могут помочь понять будущее. Он видел, что то, как организовано и контролируется насилие, играет большую роль в определении того, “как используются ограниченные ресурсы”.
Мы считаем, что анализ конкурентного применения насилия, проведенный Лейном, может многое рассказать нам о том, как изменится жизнь в информационную эпоху. Но не стоит ожидать, что большинство заметит, а тем более последует столь немодному абстрактному аргументу. В то время как внимание всего мира приковано к нечестным дебатам и своенравным личностям, мегаполитические блуждания остаются почти незамеченными. Средний североамериканец, вероятно, уделял в сто раз больше внимания О. Джей Симпсону, чем новым микротехнологиям, которые способны уничтожить его рабочее место и подорвать политическую систему, от которой он зависит в плане получения компенсации по безработице.
ТЩЕТНОСТЬ ЖЕЛАНИЙ #
Склонность упускать из виду то, что имеет принципиальное значение, присуща не только уставившимся в телевизор диванным экспертам. Традиционные мыслители всех форм и калибров наблюдают одну из претензий национального государства — что взгляды, которых придерживаются люди, определяют, как меняется мир. По-видимому, искушенные аналитики впадают в объяснения и прогнозы, которые интерпретируют основные исторические события так, будто они были определены желаемым образом. Яркий пример такого рода рассуждений появился на редакционной странице газеты “New York Times” как раз в то время, когда мы читали “Прощай, национальное государство, здравствуй… что?”, Николаса Колчестера. Не только тема — смерть национального государства — является той самой темой, которую мы рассматриваем, но и ее автор представляет себя в качестве отличного маркера, иллюстрирующего, насколько наш образ мышления далек от нормы. Колчестер не простак. Он занимал должность редакционного директора информационного отдела “the Economist”. Если кто и должен формировать реалистичный взгляд на мир, так это он. Тем не менее, его статья не раз ясно указывает, что “приход международного правительства ‘теперь’ логически неостановим”. Почему? Потому что национальное государство ослабевает и больше не может контролировать экономические силы.
На наш взгляд, это предположение граничит с абсурдом. Предполагать, что какая-то конкретная новая форма управления возникнет только потому, что другая потерпела неудачу, — заблуждение. Если рассуждать так, то в Гаити и Заире давно бы уже было лучшее правительство, просто потому что те правительства, что у них были, являлись явно неадекватными.
Точка зрения Колчестера, широко распространенная среди тех немногих, обративших внимание на подобное в Северной Америке и Европе, совершенно не принимает во внимание более крупные мегаполитические силы, которые определяют, какие типы политических систем действительно жизнеспособны. Именно этому посвящена данная книга. Если рассматривать технологии, которые формируют новое тысячелетие, то гораздо более вероятно, что мы увидим не единое мировое правительство, а микрогосударство, или искусственные условия, приближающиеся к анархии.
На каждый серьезный анализ роли насилия в определении правил, по которым действует каждый, приходятся десятки книг о тонкостях субсидирования пшеницы и еще сотни — о заумных аспектах монетарной политики. Во многом этот недостаток в осмыслении важнейших вопросов, которые на самом деле определяют ход истории, вероятно, отражает относительную стабильность конфигурации власти на протяжении последних нескольких столетий. Птица, заснувшая на спине бегемота, не переживает о том, что потеряет свой насест до тех пор, пока бегемот не начнет двигаться. Мечты, заблуждения и фантазии играют гораздо большую роль в обосновании предполагаемых социальных наук, чем мы обычно думаем.
Это особенно очевидно благодаря обилию литературы, посвященной экономической справедливости. Миллионы слов были произнесены и написаны об экономической справедливости и несправедливости на каждую страницу, посвященную тщательному анализу того, как насилие формирует общество, а значит, устанавливает границы, в которых должна функционировать экономика. Однако формулировки экономической справедливости в современном контексте предполагают, что в обществе доминирует инструмент принуждения, настолько мощный, что он может отбирать и перераспределять жизненные блага. Такая власть существовала лишь в течение нескольких поколений современного периода. Теперь же она угасает.
Большой брат на социальном обеспечении #
Промышленные технологии дали правительствам в двадцатом веке больше инструментов контроля, чем когда-либо прежде. Иногда вовсе казалось неизбежностью то, что правительства станут настолько эффективными в монополизации насилия, что не оставят места для индивидуальной автономии. В середине века никто не ждал триумфа суверенной личности.
Некоторые из самых проницательных наблюдателей середины двадцатого века на основании имеющихся на тот момент данных убедились, что тенденция национального государства к централизации власти приведет к тоталитарному господству над всеми аспектами жизни. В романе Джорджа Оруэлла 1984 (1949 года) Большой Брат наблюдал за тем, как человек тщетно пытается сохранить оставшиеся крохи автономии и самоуважения. Это оказалось проигрышным делом. Фридрих фон Хайек в своей работе Дорога к рабству (1944 года) придерживался более научного взгляда, утверждая, что свобода теряется в угоду новой форме экономического контроля, который оставляет государство хозяином всего. Эти произведения были написаны до появления микропроцессорной обработки, которая породила целый ряд технологий, повышающих способность малых групп и даже отдельных людей функционировать независимо от центральной власти.
Какими бы проницательными ни были такие наблюдатели, как Хайек и Оруэлл, они были излишне пессимистичны. История преподносит свои сюрпризы. Тоталитарный коммунизм едва пережил 1984 год. Если правительствам удастся подавить освободительные аспекты микротехнологий, в следующем тысячелетии может возникнуть новая форма крепостного права. Но гораздо более вероятен сценария, при котором мы увидим беспрецедентные возможности и автономию для индивида. То, о чем беспокоились наши родители, может вовсе не оказаться проблемой. То, что они считали само собой разумеющимся, как неизменные и постоянные черты социальной жизни, теперь, похоже, обречено на исчезновение. Там, где необходимость устанавливает границы человеческого выбора, мы приспосабливаемся и реорганизуем свою жизнь соответственным образом.
Опасности прогнозирования #
Несомненно, мы подвергаем риску наше небольшое достоинство, пытаясь предвидеть и объяснить глубокие изменения в организации жизни и связывающей её воедино культуре. Большинство прогнозов обречены на то, чтобы стать забавнейшим чтивом всех времен. И чем более кардинальные изменения они пророчат, тем более постыдно ошибаются. Конец света не наступит. Озон не исчезнет. Грядущий ледниковый период растворяется в реалиях глобального потепления. Несмотря на все тревожные сигналы об обратном, нефть в резервуарах все еще есть. Мистер Антробус, обычный человек из книги Кожа наших зубов, избегает замерзания, выживает в войнах и угрожающих экономических катастрофах и стареет, не обращая внимания на научные тревоги экспертов.
Большинство попыток “раскрыть” будущее вскоре оказываются комичными. Даже там, где собственный интерес является сильным стимулом для ясного мышления, перспективное видение часто бывает близоруким. В 1903 году компания Mercedes заявила, что “в мире никогда не будет 1 миллиона автомобилей. По той причине, что вероятность обучения миллиона ремесленников по всему миру профессии шофера слишком низка”.
Осознание этого должно заткнуть нам рот. А вот и нет. Мы не боимся выстоять в очереди за полагающейся нам порцией насмешек. Если мы сильно заблуждаемся, будущие поколения могут смеяться сколько угодно, если кто-то вообще вспомнит наши слова. Смелость мысли — это риск оказаться неправым. Вряд ли мы настолько закомплексованы и бесполезны, чтобы бояться ошибиться. Отнюдь. Мы скорее рискнем высказать мысли, которые могут оказаться полезными для вас, чем подавим их из-за опасений, что они окажутся чрезмерно раздутыми или неловкими в ретроспективе.
Как проницательно заметил Артур Кларк, две главные причины, по которым попытки предвидеть будущее обычно проваливаются, — это “провал мужества и провал воображения”. Из этих двух причин, писал он, “провал мужества кажется более распространенным; он имеет место, когда даже учитывая все соответствующие факты будущий пророк не может увидеть, что они указывают на неизбежный вывод, что некоторые из этих провалов настолько смехотворны, что почти невероятны”. Там, где наше исследование информационной революции потерпит неудачу, а это неизбежно произойдет, причина будет скорее в недостатке воображения, чем в недостатке мужества.
Прогнозирование будущего всегда было смелым предприятием, вызывающим должный скептицизм. Возможно, время докажет, что наши умозаключения находятся за гранью. В отличие от Нострадамуса, мы не претендуем на роль пророческих личностей. Мы не предсказываем будущее, помешивая палочкой воду в чаше или составляя гороскопы. Мы также не пишем загадочными стихами. Наша цель — предоставить вам трезвый, беспристрастный анализ вопросов, которые могут оказаться очень важными для вас.
Мы считаем себя обязанными излагать свои взгляды, даже если они кажутся еретическими, именно потому, что иначе они могут быть не услышаны. В закрытой ментальной атмосфере позднеиндустриального общества идеи не так свободно распространяются через установленные средства массовой информации.
Эта книга написана в конструктивном духе. Это уже третья книга, которую мы совместно написали, анализируя различные этапы происходящих сейчас значительных перемен. Как Кровь на улицах и Великая расплата эта книга — упражнение на размышление. Она исследует смерть индустриального общества и его реконфигурацию в новых формах. Мы ожидаем увидеть удивительные парадоксы в ближайшие годы. С одной стороны, с появлением суверенной личности, вы станете свидетелями реализации новой формы свободы. Вы можете ожидать почти полного освобождения производительности. В то же время мы ожидаем увидеть смерть современного национального государства. Многие из гарантий равенства, которые жители запада стали считать само собой разумеющимися в двадцатом веке, обречены умереть вместе с ним. Мы ожидаем, что представительская демократия, как она известна сегодня, исчезнет, и на смену ей придет новая демократия выбора на кибер-рынках. Если наши выводы верны, то политика следующего столетия будет гораздо более разнообразной и менее важной, чем та, к которой мы привыкли.
Мы уверены, что нашим аргументам будет легко следовать, несмотря на то, что они ведут через некоторую территорию, которая является интеллектуальным эквивалентом захолустья и опасных районов. Если передаваемый нами смысл местами не совсем понятен, то это не потому, что мы лукавим или используем проверенную временем двусмысленность тех, кто пытается предсказать будущее, делая загадочные заявления. Мы не двуличны. Если наши аргументы непонятны, это потому, что мы не справились с задачей донести их таким образом, чтобы сделать убедительные идеи доступными. В отличие от многих прогнозистов, мы хотим, чтобы вы поняли и восприняли нашу линию мышления. Она основана не на грезах ясновидящих или положении планет, а на старомодной, уродливой логике. По вполне логичным причинам мы считаем, что микропроцессирование неизбежно подорвет и уничтожит национальное государство, создав при этом новые формы социальной организации. Вам необходимо и возможно предвидеть хотя бы некоторые детали нового образа жизни, который может наступить раньше, чем вы думаете.
Ирония предсказанного будущего #
На протяжении веков конец этого тысячелетия рассматривался как поворотный момент в истории. Более 850 лет назад святой Малахия определил 2000 год как дату Страшного суда. Американский ясновидящий Эдгар Кейс в 1934 году заявил, что в 2000 году Земля сместится со своей оси, в результате чего Калифорния расколется на две части, а Нью-Йорк и Япония будут затоплены. Видный японский учёный Хидео Итокава объявил в 1980 году, что выравнивание планет в “Большой крест” 18 августа 1999 года “вызовет широкомасштабное экологическое опустошение, которое приведет к концу человеческой жизни на Земле”.
Такие видения апокалипсиса представляют собой лакомую мишень для насмешек. Ведь 2000 год, хотя и является внушительным круглым числом, всего лишь производный артефакт христианского календаря, принятого на Западе. Другие календари и системы датировки исчисляют века и тысячелетия с разных точек отсчета. По исламскому календарю, например, 2000 год нашей эры будет соответствовать 1378 году. Настолько посредственному, насколько только может быть год. Согласно китайскому календарю, который повторяется каждые шестьдесят лет, 2000 год нашей эры — это очередной год дракона. Это часть непрерывного цикла, который простирается на тысячелетия в прошлое.
Несмотря на это, профессор Итокава считает, что предчувствия нового тысячелетия тесно связаны с христианской верой и преобладающим западным представлением о времени. Это пророчества, а не астрофизика. Большинство из них — сны, грезы и видения, или числовые толкования видений, как, например, глосса Ньютона на пророчества Даниила. Эти интуитивные скачки начинаются с перспективы, которая принимает рождение Христа как центральный факт истории. Они усугубляются психологической силой больших круглых чисел, которые, по признанию каждого трейдера, обладают притягательной силой. Двухтысячный год нашей эпохи не может не привлечь внимания воображения интуитивных людей.
Критик может легко заставить эти предчувствия казаться глупыми, даже не обращаясь к двусмысленным и спорным теологическим понятиям Апокалипсиса и Страшного суда, которые придают этим ви́дениям такую силу. Даже в христианских рамках 2000 год может казаться вероятной поворотной точкой для следующего этапа истории, только если не обращать внимания на ошибки арифметики. Если следовать строгой логике, то следующее тысячелетие начнется только в 2001 году. 2000 год будет лишь двухтысячным годом со дня рождения Христа. Или это было бы так, если бы Христос родился в первый год христианской эры. Это не так. В 533 году, когда рождение Христа заменило дату основания Рима в качестве основы для исчисления лет по западному календарю, монахи, которые ввели новую конвенцию, неправильно вычислили дату рождение Христа. В настоящее время принято считать, что он родился в 4 году до н.э. Исходя из этого, полная двухтысячная годовщина со дня его рождения будет завершена где-то в 1997 году. Поэтому дата начала Новой Эры, названная Карлом Юнгом, довольно необычна.
Можете смеяться, но мы не презираем и не отвергаем интуитивное понимание истории. Хотя наши аргументы основаны на логике, а не на грезах, мы потрясены пророческой силой человеческого сознания. Раз за разом оно искупает видения безумцев, экстрасенсов и святых. Так может произойти и с преобразованиями 2000 года. Дата, которая уже давно закрепилась в воображении Запада, похоже, станет переломной точкой, которая хотя бы отчасти подтвердит, что у истории есть судьба. Мы не можем объяснить, почему это так, но, тем не менее, мы в этом убеждены.
Наша интуиция подсказывает, что у истории есть судьба, и что свобода воли и предначертание — это две версии одного и того же явления. Человеческие взаимодействия, формирующие историю, ведут себя так, будто они были продиктованы некой судьбой. Как электронная плазма — плотный газ электронов — ведет себя как сложная система, так ведет себя и человек. Свобода индивидуального движения электронов оказывается совместимой с высокоорганизованным коллективным поведением. Как сказал Дэвид Ом об электронной плазме, человеческая история — это “высокоорганизованная система, которая ведет себя как единое целое”.
Понимание того, как устроен мир, означает развитие реалистичной интуиции о том, как человеческое общество подчиняется математике природных процессов. Реальность, в отличие от ожиданий большинства, нелинейна. Чтобы понять динамику изменений, необходимо признать, что человеческое общество, как и другие сложные системы в природе, характеризуется циклами и прерываниями. Это означает, что определенные черты истории имеют тенденцию повторяться, а наиболее важные из происходящих изменений могут оказаться внезапными, а не постепенными
Среди циклов, пронизывающих человеческую жизнь, таинственный пятисотлетний цикл, похоже, отмечает основные поворотные моменты в истории западной цивилизации. По мере приближения 2000 года нас преследует странный факт, что последнее десятилетие каждого века, кратного пяти, знаменует собой глубокий переход в западной цивилизации — модель смерти и возрождения, которая отмечает новые фазы социальной организации во многом так же, как смерть и рождение очерчивают цикл человеческих поколений. Так было по крайней мере с 500 года до н.э., когда греческая демократия возникла благодаря конституционным реформам Клисфена в 508 году до н.э. Последующие пять веков были периодом роста и интенсификации древней экономики, кульминацией которого стало рождение Христа в 4 году до нашей эры. Это также было время наибольшего процветания античной экономики, когда процентные ставки достигли самого низкого уровня вплоть до современного периода.
В последующие пять веков процветание постепенно сходило на нет, что привело к падению Римской империи в конце пятого века нашей эры. Стоит повторить краткое изложение Уильяма Плейфэра: “Когда Рим был на пике своего величия […] можно увидеть, что это было во время рождения Христа, то есть во время правления Августа, и тем же способом можно обнаружить, что оно постепенно уменьшалось до 490 года”. Именно тогда были распущены последние легионы, и западный мир погрузился в Темные века.
В течение последующих пяти веков экономика увядала, торговля на дальние расстояния остановилась, города обезлюдели, деньги исчезли из обращения, а искусство и грамотность почти сошли на нет. Исчезновение эффективного права с распадом Римской империи на Западе привело к появлению более примитивных механизмов разрешения споров. Кровная месть начала приобретать значительные масштабы в конце пятого века. Первый зафиксированный случай судебных ордалий произошел именно в 500 году.
Опять же, тысячу лет назад, последнее десятилетие десятого века стало свидетелем очередного “грандиозного переворота в социальной и экономической системах”. Возможно, наименее известное из этих преобразований — феодальная революция — началось в период полнейших экономических и политических потрясений. В книге Преобразования тысячного года Ги Буа, профессор средневековой истории Парижского университета, утверждает, что этот разрыв в конце десятого века означал полный крах остатков древних институтов и возникновение чего-то нового из анархии феодализма. По словам Рауля Глабера, “было сказано, что весь мир в едином порыве стряхнул с себя ошметки древности”. Новая внезапно возникшая система вместила в себя медленное возрождение экономического роста. В течение пяти веков, известных сегодня как Средние века, произошло возрождение денег и международной торговли, а также были заново открыты арифметика, грамотность и понимание времени.
Затем, в последнее десятилетие пятнадцатого века, произошел очередной поворотный момент. Именно тогда Европа вышла из демографического дефицита, вызванного Черной смертью, и почти сразу же начала утверждать свое господство над остальным миром. “Пороховая революция”, “Ренессанс” и “Реформация” — так называются различные аспекты этого перехода, положившего начало современной эпохе. Вторжение Карла VIII в Италию с новыми бронзовыми пушками было громом среди бела дня. Это было открытие мира, олицетворением которого стало путешествие Колумба в Америку в 1492 году. То открытие Нового Света положило начало самому стремительному экономическому росту в истории человечества. Оно привело к преобразованию физики и астрономии, что привело к созданию современной науки. И его идеи широко распространялись благодаря новой технологии печатного станка.
Сейчас мы стоим на пороге очередного преобразования тысячелетия. Мы ожидаем, что оно полностью изменит мир, причем тем самым образом, который и призвана объяснить эта книга. Вы имеете полное право сомневаться в этом, поскольку ни один цикл, повторяющийся только дважды в тысячелетие, не продемонстрировал достаточного количества итераций, чтобы быть статистически значимым. Действительно, даже гораздо более короткие циклы со скептицизмом рассматриваются экономистами, требующими более статистически удовлетворительных доказательств. Профессор Деннис Робертсон однажды написал, что нам лучше подождать несколько веков, прежде чем быть уверенными “в существовании четырехлетних, а также восьми- и десятилетних торговых циклов”. Согласно этому стандарту, профессор Робертсон должен приостановить суждение примерно на тридцать тысяч лет, чтобы убедиться, что пятисотлетний цикл не является статистической случайностью. Мы менее догматичны или более готовы признать, что модели реальности более сложны, чем статические и линейно-равновесные модели большинства экономистов.
Мы убеждены, что наступление 2000 года знаменует собой нечто большее, чем очередное круглое число на бесконечном временном континууме. Мы считаем, что оно станет точкой перелома между старым миром и грядущим новым миром. Индустриальная эпоха быстро проходит. Технологию массового производства затмила новая технология миниатюризации. С новыми информационными технологиями появилась новая наука о нелинейной динамике, чьи поразительные выводы являются лишь нитями, которые еще предстоит сплести воедино во всеобъемлющее мировоззрение. Мы живем во времена компьютера, но наши мечты по-прежнему прядут на ткацком станке. Мы продолжаем жить метафорами и мыслями индустриализма. Наша политика по-прежнему проходит через индустриальную пропасть между правыми и левыми, начертанную такими мыслителями, как Адам Смит и Карл Маркс, которые умерли до рождения почти всех ныне живущих 2. Индустриальное мировоззрение, включающее принципы работы индустриальной науки, все еще считается “здравым смыслом” среди образованных людей. Мы считаем, что “здравый смысл” индустриальной эпохи больше не будет применяться во многих областях, поскольку мир трансформируется.
Более чем через восемьдесят пять лет после того дня в 1911 году, когда Освальд Шпенглер был охвачен предчувствием грядущей мировой войны и “упадка запада”, мы также наблюдаем “историческую смену фаз […] в точке, предначертанной ему сотни лет назад”. Как и Шпенглер, мы видим приближающуюся гибель западной цивилизации, а вместе с ней и крах мирового порядка, который преобладал последние пять веков, с тех пор как Колумб отплыл на запад, чтобы открыть связь с Новым Светом. Однако, в отличие от Шпенглера, мы видим рождение нового этапа западной цивилизации в наступающем тысячелетии.