Предшественники денег, наряду с языком, позволили ранним современным людям решать проблемы сотрудничества, которые не могут решить другие животные, включая проблемы взаимного альтруизма, родственного альтруизма и смягчения агрессии.

Эта работа Ника Сабо была впервые опубликована в 2002 году.

Оригинал

Поддержать проект

Аннотация #

Предшественники денег, наряду с языком, позволили ранним современным людям решать проблемы сотрудничества, которые не могут решить другие животные, включая проблемы взаимного альтруизма, родственного альтруизма и смягчения агрессии. Эти предшественники имели общие с нефиатными валютами очень специфические характеристики – они не были просто символическими или декоративными предметами.

Деньги #

С самого начала у английских колоний 17 века в Америке была проблема – нехватка монет ^{1 2}. Британская идея состояла в том, чтобы выращивать большое количество табака, рубить древесину для кораблей своего мирового флота и торгового флота и так далее, посылая взамен припасы, которые, по их мнению, были необходимы для поддержания работы американцев. По сути, ранние колонисты должны были как работать на компанию, так и делать покупки в фирменном магазине. Инвесторы и корона предпочитали это, а не оплату монетами по запросам фермеров, что позволяло бы им самим покупать припасы – и, не дай бог, сохранить часть прибыли.

Решение колонистов было под рукой, но им потребовалось несколько лет, чтобы осознать это. У туземцев были деньги, но они сильно отличались от тех денег, к которым привыкли европейцы. Американские индейцы использовали деньги на протяжении тысячелетий, и они оказались весьма полезными деньгами для вновь прибывших европейцев – несмотря на распространенное среди некоторых предубеждение, что только металл с отпечатанными на нем лицами их политических лидеров представлял собой настоящие деньги. Хуже того, уроженцы Новой Англии не использовали ни серебро, ни золото. Вместо этого они использовали наиболее подходящие деньги, которые можно было найти в их среде обитания, – прочные части скелета своей добычи. В частности, они использовали вампум, раковины моллюска венеры наемницы и ее родственников, нанизанные на подвески.

Ожерелье из вампума. Во время торговли бусины подсчитывались, удалялись и повторно собирались на новые ожерелья. Бусины из ракушек коренных американцев также иногда вплетались в пояса или другие мнемонические и церемониальные устройства, которые демонстрировали богатство и приверженность племени договору.

Моллюсков находили только в океане, но вампумы торговали далеко вглубь суши. Деньги из морских раковин самых разных типов можно было найти в племенах по всему американскому континенту. Ирикуа удалось собрать самое большое сокровище вампумов из любого племени, не рискуя приближаться к месту обитания моллюска ¹. Только несколько племен, таких как наррагансетты, специализировались на производстве вампума, в то время как сотни других племен, многие из которых были охотниками-собирателями, использовали его. Подвески из вампума были разной длины, с количеством бусин, пропорциональным длине. Подвески могут быть разрезаны или соединены, чтобы сформировать подвеску длиной, равной уплаченной цене.

Как только они преодолели свое зацикливание на том, что представляет собой реальные деньги, колонисты обезумели, торгуя вампумом. Моллюски вошли в американский просторечный язык как еще один способ сказать “деньги”. Голландский губернатор Нового Амстердама (ныне Нью-Йорк) взял крупный кредит в англо-американском банке – в вампуме. Через некоторое время британские власти были вынуждены согласиться. Таким образом, между 1637 и 1661 годами вампум стал законным платежным средством в Новой Англии. Теперь у колонистов была ликвидная среда обмена, и торговля в колониях процветала ¹.

Начало конца вампума наступило, когда британцы начали отправлять больше монет в Америку, а европейцы начали применять свои технологии массового производства. К 1661 году британские власти сдались и решили, что будут платить монетами королевства, которые, будучи настоящими золотыми и серебряными, с чеканкой, проверенной и заклейменной короной, обладали более высокими монетарными качествами, чем раковины. В том же году вампум перестал быть законным платежным средством в Новой Англии. В 1710 году ненадолго стал законным платежным средством в Северной Каролине. В некоторых случаях вампум продолжал использоваться в качестве средства обмена в 20 веке, но он обесценился в сто раз благодаря западным технологиям сбора урожая и производства, и он постепенно пошел по пути, по которому золотые и серебряные украшения пошли на Западе после изобретения чеканки монет – от хорошо обработанных денег до украшений. Американская привычка называть деньги ракушками стала причудливым пережитком – “сто моллюсков” превратились в “сто долларов”. “Раскошелиться” (Shelling out) стало означать оплату монетами или купюрами, а в конечном итоге чеком или кредитной картой ¹. Мы и не подозревали, что прикоснулись к самому истоку нашего вида.

Предметы коллекционирования #

Деньги коренных американцев принимали множество форм, помимо раковин. Меха, зубы и множество других предметов, свойства которых мы обсудим ниже, также широко использовались в качестве средств обмена. 12 000 лет назад, на территории нынешнего штата Вашингтон, люди Кловиса разработали несколько удивительно длинных клинков из сланца. Единственная проблема – они слишком легко ломаются. Они были бесполезны для резки. Кремни делались “для чистого удовольствия” – или для какой-то другой цели, которая не имела никакого отношения к огранке ³. Как мы увидим, это кажущееся легкомыслие, вполне вероятно, на самом деле было очень важно для их выживания.

Однако коренные американцы не были первыми, кто сделал искусные, но бесполезные клинки, и они не изобрели деньги из ракушек. Как, впрочем, и европейцы, хотя они тоже в прошлые века широко использовали раковины и зубы за деньги – не говоря уже о скоте, золоте, серебре, оружии и многом другом. Азиаты использовали все это и поддельные топоры, выпущенные правительствами в придачу, но они также переняли эту практику. Ибо археологи обнаружили подвески из раковин, датируемые ранним палеолитом, которые легко могли бы заменить индейские деньги.

Бусины, сделанные из раковин улитки размером с горошину Нассариус крауссианус, которая жила в близлежащем устье реки. Пещера Бломбос, Южная Африка, 75 000 лет до н.э. ⁴

В конце 1990-х археолог Стэнли Эмброуз обнаружил в скальном укрытии в Рифтовой долине Кении тайник с бусами, сделанными из скорлупы страусиного яйца, заготовок и фрагментов скорлупы. Они датированы с использованием соотношения аргон-аргон (40Ar/39Ar) по меньшей мере 40 000 лет ⁵. Проколотые зубы животных были найдены в Испании также в это время ⁶. Перфорированные раковины также были найдены на стоянках раннего палеолита в Ливане ⁷. Недавно в пещере Бломбос в Южной Африке были найдены обычные раковины, изготовленные в виде нанизанных бусин и датируемые еще более ранним периодом, 75 000 лет до н. э. ⁴

Бусины из яичной скорлупы страуса, Кения, Рифтовая Долина, 40 000 лет до н. э. (Любезно предоставлено Стэнли Амброзом)

Наш современный подвид мигрировал в Европу, и ожерелья из раковин и зубов появляются там начиная с 40 000 лет до н. э. и далее. Подвески из раковин и зубов появляются в Австралии с 30 000 лет до н. э. и далее ⁸. Во всех случаях работа выполняется высококвалифицированно, что указывает на практику, которая, вероятно, уходит корнями гораздо дальше в прошлое. Источником коллекционирования и декорирования, вполне вероятно, является Африка, изначальная родина анатомически современного подвида. Коллекционирование и изготовление ожерелий, должно быть, имело важное преимущество при отборе, поскольку это было дорого – изготовление этих раковин требовало большого мастерства и времени в эпоху, когда люди постоянно жили на грани голода ⁹.

Практически все человеческие культуры, даже те, которые не занимаются серьезной торговлей или используют более современные формы денег, изготавливают ювелирные изделия и пользуются ими, а также ценят определенные предметы больше за их художественные или фамильные качества, чем за их полезность. Мы, люди, собираем ожерелья из раковин и другие виды украшений – просто для удовольствия. Для эволюционных психологов объяснение того, что люди делают что-то “просто для удовольствия”, вовсе не объяснение, а постановка проблемы. Почему так много людей находят коллекцию и ношение украшений приятными? Для эволюционного психолога этот вопрос становится следующим: что вызвало развитие этого удовольствия?

Деталь ожерелья из захоронения в Сунгире, Россия, 28 000 лет н. э. Взаимосвязанные и взаимозаменяемые бусины. Для изготовления каждой бусины из слоновой кости мамонта, возможно, потребовалось от одного до двух часов труда ¹⁰.

Эволюция, Сотрудничество и Предметы коллекционирования #

Эволюционная психология начинается с ключевого математического открытия Джона Мейнарда Смита ¹¹. Используя модели популяций совместно эволюционирующих генов из хорошо развитой области популяционной генетики, Смит предположил, что гены, которые могут кодировать стратегии, хорошие или плохие, используемые в простых стратегических задачах (“игры” теории игр). Смит доказал, что эти гены, конкурируя за распространение в будущих поколениях, будут развивать стратегии, которые являются равновесием Нэша для стратегических проблем, возникающих в результате конкуренции. Эти игры включают дилемму заключенного – прототипическую проблему сотрудничества и ястреб/голубь – прототипическая проблема агрессии и ее смягчения.

Решающее значение для теории Смита имеет то, что эти стратегические игры, хотя и разыгрываются непосредственно между фенотипами, на самом деле являются играми между генами на конечном уровне – уровне конкуренции, подлежащей распространению. Гены – не обязательно индивиды – влияют на поведение так, как если бы они были ограниченно рациональными (кодируя стратегии как можно более оптимальными, в пределах того, что фенотипы могут выразить, учитывая биологическое сырье и предыдущую эволюционную историю) и “эгоистичными” (используя метафору Ричарда Докинза). Генетическое влияние на поведение – это адаптация к социальным проблемам, возникающим из-за того, что гены конкурируют через свои фенотипы. Смит назвал эти эволюционировавшие равновесия Нэша эволюционно стабильными стратегиями.

“Эпициклы”, построенные поверх более ранней теории индивидуального отбора, такие как половой отбор и родственный отбор, исчезают в этой более общей модели, которая, по Копернику, ставит в центр теории гены, а не индивидов. Таким образом, метафорическая и часто неправильно понимаемая фраза Докинза “Эгоистичный ген” описывает теорию Смита.

Немногие другие виды сотрудничают на уровне даже людей эпохи палеолита. В некоторых случаях – уход за выводком, колонии муравьев, термитов, пчел и т. д., Животные сотрудничают, потому что они родственники – потому что они могут помочь копиям своих “эгоистичных генов”, найденных в их сородичах. В некоторых крайне ограниченных случаях также существует постоянное сотрудничество между неродственными, которое эволюционные психологи называют взаимным альтруизмом. Как описывает это Докинз ¹¹, если только обмен любезностями не происходит одновременно (а иногда и в этих случаях), та или иная сторона может обмануть. И обычно это и происходит. Это типичный результат игры, которую теоретики называют Дилеммой Заключенного – если бы обе стороны сотрудничали, обеим было бы лучше, но если один обманывает, он выигрывает за счет лоха. В популяции мошенников и лохов мошенники всегда побеждают. Однако иногда животные приходят к сотрудничеству посредством повторяющихся взаимодействий и стратегии, называемой “Око за око”: начните сотрудничать и продолжайте сотрудничать до тех пор, пока другая сторона не обманет, тогда ответьте взаимностью. Эта угроза возмездия мотивирует к продолжению сотрудничества.

Ситуации, когда такое сотрудничество фактически происходит в животном мире, весьма ограничены. Основное ограничение заключается в том, что такое сотрудничество ограничивается отношениями, в которых по крайней мере один из участников более или менее вынужден находиться в непосредственной близости от другого. Наиболее распространенный случай – это когда паразиты и хозяева, тела которых они разделяют, эволюционируют в симбионтов. Если интересы паразита и хозяина совпадают, так что оба, работающие вместе, будут более подходящими, чем любой из них сам по себе, (т. е. паразит также приносит некоторую пользу хозяину), то, если они смогут успешно играть в игру “Око за око”, они эволюционируют в симбиозное состояние, в котором их интересы, и особенно механизм выхода генов из одного поколения в другое, совпадают. Они становятся единым организмом. Однако здесь происходит гораздо больше, чем сотрудничество, – эксплуатация также имеет место. Они происходят одновременно. Ситуация аналогична институту, который люди могли бы создать – дань, – который мы проанализируем ниже.

Происходят некоторые совершенно особые случаи, когда паразит и хозяин не делят одно и то же тело и не эволюционируют в симбиотов. Скорее, они связаны с неродственными животными и сильно ограниченной территорией. Ярким примером, который описывает Докинз, является рыба-чистильщик. Эти рыбы заплывают и выплывают изо рта своих хозяев, поедая поселившиеся там бактерии, принося пользу рыбе-хозяину. Рыба-хозяин могла бы обмануть чистильщика – она могла бы подождать, пока рыбка закончит свою работу, а затем съесть ее. Но они этого не делают. Поскольку они оба мобильны, они оба потенциально могут свободно прекратить отношения. Тем не менее, у рыб-чистильщиков развилось очень сильное чувство индивидуальной территориальности, их яркий полосатый окрас и уникальные манеры движения трудно подделать – так же, как трудно подделать логотип бренда. Так что рыбы-хозяева знают, куда пойти, чтобы получить “проф чистку”, – и они знают, что если они обманут, им придется начинать все сначала и искать новую рыбу-чистильщика. Затраты на вступление и, следовательно, на выход из отношений высоки, так что обману места здесь нет. Кроме того, рыбы-чистильщики крошечные, поэтому польза от их употребления невелика по сравнению с пользой от нескольких или даже одной чистки.

Один из самых уместных примеров – летучая мышь-вампир. Как следует из их названия, они сосут кровь хищных млекопитающих. Самое интересное, что в хорошую ночь они приносят излишек, в плохую ночь-ничего. Их темные дела крайне непредсказуемы. В результате удачливые (или опытные) летучие мыши часто делят кровь с менее удачливыми (или менее опытными) летучими мышами в своей пещере. Они отрыгивают кровь, и благодарный получатель ее пьет.

Подавляющее большинство этих получателей являются родственниками. Из 110 таких срыгиваний, за которыми наблюдал биолог Г. С. Уилкинсоном, 77 были случаями, когда матери кормили своих детей, и большинство других случаев также включали генетических родственников. Было, однако, небольшое число, которое не могло быть объяснено родственным альтруизмом. Чтобы продемонстрировать, что это были случаи взаимного альтруизма, Уилкинсон объединил популяции летучих мышей из двух разных групп. Летучие мыши, за очень редким исключением, кормили только старых друзей из их первоначальной группы ¹¹. Такое сотрудничество требует построения долгосрочных отношений, в которых партнеры часто взаимодействуют, узнают друг друга и отслеживают поведение друг друга. Пещера летучих мышей помогает собрать летучих мышей, что стимулирует долгосрочные отношения, где могут образовываться такие узы.

Мы увидим, что некоторые люди тоже выбирали весьма рискованные объекты охоты и делились полученными излишками с “неродственниками”. Действительно, они достигли этого в гораздо большей степени, чем летучая мышь-вампир. Как они это сделали, является главной темой нашего эссе. Докинз предполагает, что “деньги-это формальный токен отложенного взаимного альтруизма”, но затем не развивает эту увлекательную идею. Мы разовьем.

Источник: https://t.me/bitcoin21ideas/1787

Среди небольших человеческих групп общественная репутация может вытеснить возмездие со стороны одного человека, чтобы мотивировать сотрудничество в отсроченном взаимном обмене. Однако репутационные убеждения могут страдать от двух основных видов ошибок – ошибок в отношении того, кто и что сделал, и ошибок в оценке стоимости или ущерба, причиненного этим деянием.

Потребность запоминать лица и благосклонности – это главное когнитивное препятствие, но большинство людей находят его относительно легким для преодоления. Распознавать лица легко, но запомнить, что произошло одолжение, когда такое воспоминание нужно воспроизвести, может быть сложнее. Еще сложнее вспомнить подробности об одолжении, которое придало определенную ценность избранным. Избежать споров и недопонимания может быть непомерно сложно.

Проблема оценки ценности является очень широкой. Для людей это вступает в игру в любой системе обмена – обмен услугами, бартер, деньги, кредит, занятость или покупка на рынке. Они играют важную роль при вымогательстве, налогообложении, взимании дани и установлении судебных штрафов. Они важны даже при взаимном альтруизме у животных. Рассмотрим обезьян, обменивающихся услугами – скажем, кусочками фруктов за почесушки спины. Взаимный уход помогает избавиться от клещей и блох, которых сама особь не может увидеть или достать. Но сколько ухода соответствует тому или иному количеству кусочков фруктов? Какое соотношение обе стороны сочтут “справедливым” или, другими словами, не отступническим? Стоит ли двадцать минут ухода одного или двух кусочков фруктов? И насколько большими должны быть куски?

Даже простой случай обмена крови на кровь сложнее, чем кажется. Как же летучие мыши оценивают ценность полученной ими крови? Оценивают ли они ценность услуги по весу, объему, вкусу, ее способности утолять голод или другим переменным? Точно так же сложности с измерением возникают даже при простом обезьяньем обмене: “ты почеши мне спину, а я почешу твою”.

Для подавляющего большинства потенциальных обменов проблема измерения неразрешима для животных. Даже в большей степени, чем более простая проблема запоминания лиц и сопоставления их с одолжениями, способность обеих сторон с достаточной точностью согласиться с оценкой ценности одолжения в первую очередь, вероятно, является главным препятствием для взаимного альтруизма среди животных.

Даже уцелевший набор каменных инструментов человека раннего палеолита, найденный археологами, был в некотором роде слишком сложным для мозга тех времен. Отслеживание услуг, связанных с ними, – кто, для кого и какого качества изготовлял инструменты, и, следовательно, кто кому что должен, и так далее – было бы слишком сложно вне клана. Добавьте к этому, вполне вероятно, большое разнообразие органических предметов, эфемерных услуг (таких как уход) и так далее, которые не сохранились. После того как была передана даже небольшая часть этих товаров и оказаны услуги, наши мозги, какими бы раздутыми они ни были, никак не могли отследить, кто кому что должен. Сегодня мы часто записываем эти вещи, но у человека эпохи палеолита не было письменности. Если сотрудничество происходило между кланами и даже племенами, как на самом деле указывают археологические данные, проблема становится еще более серьезной, поскольку племена охотников-собирателей обычно были крайне враждебными и не доверяли друг другу.

Если моллюски могут быть деньгами, меха могут быть деньгами, золото может быть деньгами и так далее – если деньги – это не просто монеты или банкноты, выпущенные правительством в соответствии с постановлением о законном платежном средстве, а скорее могут быть самыми разнообразными объектами – тогда что же такое деньги? И почему люди, часто живущие на грани голода, тратили так много времени на изготовление и любование этими ожерельями, когда они могли бы потратить это время на охоту и собирательство? Экономист девятнадцатого века Карл Менгер ¹² первым описал, как деньги естественным и неизбежным образом развиваются благодаря достаточному объему товарообмена. В современных экономических рамках история похожа на историю Менгера.

Бартер требует совпадения интересов. Алиса выращивает орехи пекан и хочет немного яблок; Боб выращивает яблоки и хочет немного орехов пекан. Просто так случилось, что их сады находятся рядом друг с другом, и Алиса просто доверяет Бобу настолько, чтобы ждать между временем сбора орехов пекан и временем сбора яблок. При условии соблюдения всех этих условий бартер работает довольно хорошо. Но если бы Алиса выращивала апельсины, даже если бы Боб хотел апельсины, а не только орехи пекан, им бы не повезло – апельсины и яблоки плохо растут в одном и том же климате. Если бы Алиса и Боб не доверяли друг другу и не могли найти третью сторону в качестве посредника ¹³ или обеспечить выполнение контракта, им также не повезло бы.

Могут возникнуть дальнейшие осложнения. Алиса и Боб не могут полностью сформулировать обещание продавать орехи пекан или яблоки в будущем, потому что, помимо прочего, Алиса могла бы оставить лучшие орехи пекан себе (а Боб – лучшие яблоки), отдавая другому отбросы. Сравнение качества, а также количества двух различных видов товаров тем более затруднительно, когда состояние одного из товаров является всего лишь воспоминанием. Кроме того, ни один из них не может предвидеть такие события, как неурожай. Эти осложнения значительно усугубляют проблему Алисы и Боба, решающих, действительно ли разделенный взаимный альтруизм был взаимным. Такого рода сложности увеличиваются по мере увеличения временного интервала и неопределенности между первоначальной сделкой и ответным действием.

Связанная с этим проблема заключается в том, что, как сказали бы инженеры, бартер “не масштабируется”. Бартер хорошо работает при небольших объемах, но становится все более дорогостоящим при больших объемах, пока не станет слишком дорогостоящим, чтобы оправдывать затраченные усилия. Если для торговли требуется n товаров и услуг, бартерный рынок требует n^2 цен. Для пяти продуктов потребуется двадцать пять цен, что не так уж плохо, но для 500 продуктов потребуется 250 000 цен, что намного превышает то, что отдельный индивид может эффективно запомнить. С деньгами есть только n цены – 500 товаров = 500 цен. Деньги для этой цели могут работать либо как средство обмена, либо просто как стандарт ценности – до тех пор, пока количество самих цен на деньги не станет слишком большим, чтобы их запоминать или менять слишком часто. (Последняя проблема, наряду с неявным страховым “контрактом”, наряду с отсутствием конкурентного рынка, может объяснить, почему цены часто устанавливались на основе давно сложившихся обычаев, а не на основе непосредственных переговоров).

Другими словами, бартер требует совпадения предложения или навыков, предпочтений, времени и низких транзакционных издержек. Его стоимость растет гораздо быстрее, чем рост количества продаваемых товаров. Бартер, безусловно, широко практикуется и работает гораздо лучше, чем отсутствие торговли вообще. Но этот метод довольно ограничен по сравнению с торговлей деньгами.

Примитивные деньги существовали задолго до крупных торговых сетей. Деньги имели еще более раннее и более важное применение. Деньги значительно улучшили работу даже небольших бартерных сетей, значительно снизив потребность в кредитах. Одновременное совпадение предпочтений встречается гораздо реже, чем совпадения на протяжении длительного промежутка времени. С помощью денег Алиса могла бы собирать чернику для Боба во время ее созревания в этом месяце, а Боб охотиться для Алисы во время миграции стад мамонтов шесть месяцев спустя, не отслеживая, кто кому должен и не доверяя памяти или честности другого. Гораздо большие инвестиции матери в воспитание детей можно было бы обеспечить подарками, которые невозможно подделать. Деньги превращают проблему разделения труда из дилеммы заключенного в простой обмен.

Прото-деньги, используемые многими племенами охотников-собирателей, сильно отличаются от современных денег, теперь играют иную роль в нашей современной культуре и, вероятно, выполняли функцию, ограниченную небольшими торговыми сетями и другими местными учреждениями, о которых пойдет речь ниже. Таким образом, я буду называть такие деньги предметами коллекционирования, а не собственно деньгами. Термины, используемые в антропологической литературе для таких объектов, обычно являются либо “деньги”, определяемые более широко, чем просто государственные печатные банкноты и монеты, но более узко, чем используемые нами в этом эссе “коллекционные предметы”, либо неопределенные “ценности”, которое иногда относится к предметам, которые не являются предметами коллекционирования в контексте этого эссе. Причины выбора термина “коллекционный предмет”, а не другое возможное название для прото-денег станут очевидными. Предметы коллекционирования имели очень специфические атрибуты. Они были не просто символическими. В то время как конкретные предметы и атрибуты, оцениваемые как предметы коллекционирования, могли варьироваться в разных культурах, они были далеки от произвола. Основная и конечная эволюционная функция предметов коллекционирования заключалась в том, чтобы служить средством сбережения и передачи богатства. Некоторые виды предметов коллекционирования, такие как вампум, могли бы быть вполне функциональными в качестве денег, к которым мы, современные люди, сегодня привыкли, где экономические и социальные условия поощряли торговлю. Я иногда буду использовать термины “прото-деньги” и “примитивные деньги” взаимозаменяемо с “коллекционными предметами” при обсуждении средств передачи богатства до чеканки монет.

Выгода от передачи богатства #

Люди, кланы или племена торгуют добровольно, потому что обе стороны верят, что они получают какую-то выгоду. Их убеждения о ценности могут измениться после сделки, например, по мере того, как они приобретут опыт взаимодействия с товаром или услугой. Их убеждения во время сделки, хотя и в некоторой степени неточны в отношении ценности, все же обычно верны в отношении наличия выгоды. Особенно в начале межплеменной торговли, ограниченной предметами высокой ценности, у каждой стороны был сильный стимул правильно сформулировать свои убеждения. Таким образом, торговля почти всегда приносила пользу обеим сторонам. Торговля создавала ценность в такой же степени, как и физический акт создания чего-либо.

Поскольку отдельные люди, кланы и племена различаются по своим предпочтениям, разнятся в своей способности удовлетворять эти предпочтения и отличаются в своих представлениях об этих навыках и предпочтениях, а также о получаемых в результате объектах, торговля всегда приносит прибыль. Являются ли затраты на совершение этих сделок – транзакционные издержки – достаточно низкими, чтобы оправдать проведение сделки, – это другой вопрос. В нашей цивилизации возможно гораздо больше профессий, чем было на протяжении большей части человеческой истории. Тем не менее, как мы вскоре убедимся, стоимость некоторых видов сделок превышала транзакционные издержки для некоторых культур, вероятно, еще на заре homo sapiens sapiens.

Добровольные спотовые сделки – не единственные виды сделок, которые выигрывают от снижения операционных издержек. Это ключ к пониманию происхождения и эволюции денег. Семейные реликвии могут быть использованы в качестве залога для устранения кредитного риска, связанного с задержкой обмена. Способность победоносного племени изымать дань у побежденных приносила большую пользу победителю. Способность победителя собирать дань извлекала пользу из тех же методов, связанных с транзакционными издержками, что и торговля. То же самое сделал истец при оценке ущерба за нарушения обычаев или закона, а также родственные группы, заключающие брак. Родственники также извлекали выгоду из своевременных и мирных передач богатства по наследству. Основные события человеческой жизни, которые современные культуры отделяют от мира торговли, выиграли не меньше, чем торговля, а иногда и больше, от методов, которые снизили транзакционные издержки. Ни один из этих методов не был более эффективным, важным или ранним, чем примитивные предметы коллекционирования денег.

Когда homo sapiens sapiens вытеснил homo sapiens neanderthalensis, последовал демографический взрыв. Данные о поглощении в Европе, около 40 000-35 000 лет до н. э., указывают на то, что homo sapiens sapiens увеличил пропускную способность окружающей среды в десять раз по сравнению с homo sapiens neanderthalensis, то есть плотность населения увеличилась в десять раз ⁹. Мало того, у новичков было свободное время для создания первых в мире произведений искусства – таких как замечательные наскальные рисунки, широкий выбор хорошо выполненных статуэток – и, конечно же, замечательные подвески и ожерелья из морских раковин, зубов и яичной скорлупы.

Эти предметы не были бесполезными украшениями. Новые эффективные способы передачи богатства, ставшие возможными благодаря предметам коллекционирования, а также другим вероятным достижениям эпохи, например, языку, создали новые культурные институты, которые, вполне вероятно, сыграли ведущую роль в увеличении пропускной способности.

У “новоприбывших” homo sapiens sapiens, мозг был того же размера, более слабые кости и менее развитые мышцы, чем у неандертальцев. Их охотничьи орудия были более совершенными, но в 35 000 годах до н. э. это были в основном те же самые орудия – они, вероятно, были даже не в два раза эффективнее, не говоря уже о том, чтобы быть в десять раз эффективнее. Самая большая разница, возможно, заключалась в том, что передача богатства стала более эффективной или даже возможной благодаря предметам коллекционирования. Homo sapiens sapiens получал удовольствие от коллекционирования раковин, изготовления из них украшений, демонстрации их и торговли ими. Homo sapiens neanderthalensis таким не был. Та же самая динамика действовала бы десятки тысяч лет назад на Серенгети, когда homo sapiens sapiens впервые появился в этом динамичном водовороте эволюции человека, в Африке.

Мы опишем, как предметы коллекционирования снижают транзакционные издержки при каждом виде передачи богатства – при добровольном бесплатном дарении наследства, при добровольной взаимной торговле или браке, а также при принудительном исполнении судебных решений и передаче дани.

Все эти виды передачи ценностей происходили во многих культурах человеческой предыстории, вероятно, с самого появления homo sapiens sapiens. Выгоды, которые должны были быть получены одной или обеими сторонами от этих крупных событий в жизни, связанных с передачей богатства, были настолько велики, что они не могли не произойти, несмотря на высокие транзакционные издержки. По сравнению с современными деньгами, примитивные деньги имели очень низкую скорость обращения – их можно было передать всего несколько раз за жизнь среднего человека. Тем не менее, долговечный предмет коллекционирования, то, что сегодня мы назвали бы фамильной реликвией, может сохраняться в течение многих поколений и при каждой передаче существенную увеличивать ценность – часто делая саму передачу возможной. Поэтому племена часто тратили большое количество времени на, казалось бы, несерьезные задачи по изготовлению и поиску сырья для ювелирных изделий и других предметов коллекционирования.

Кольцо Кула #

Торговая сеть Кула в доколониальной Меланезии. Количество ценностей Кула удваивалось как следствие нарратива о “мощных” деньги и мнемоники историй и сплетен. Многие из продаваемых товаров, в основном сельскохозяйственная продукция, были доступны в разное время года и поэтому не могли быть обменяны в натуральной форме. Предметы коллекционирования Кула решили эту проблему двойного совпадения, будучи неподделываемо-дорогими, носимыми (для безопасности) и распространяемыми (буквально!) деньгами. Ожерелья перемещались по часовой стрелке, а ракушки – против, в очень отлаженном темпе. Решив проблему двойного совпадения, раковина или ожерелье окажутся более ценными, чем их стоимость, всего через несколько сделок, но могут циркулировать в течение десятилетий. Сплетни и истории о прежних владельцах предметов коллекционирования дополнительно предоставляли информацию о кредитах и ликвидности. В других неолитических культурах предметы коллекционирования, обычно раковины, циркулировали менее регулярно, но имели сходные цели и атрибуты ¹³.

Кула для ношения на запястье (мвали).

Кула-ожерелье (баги).

Для любой структуры, в которой передача богатства является важным компонентом, мы зададим следующие вопросы:

1. Какое совпадение во времени между событием, предложением переданного товара и спросом на переданный товар было необходимо? Насколько маловероятным или насколько высоким препятствием для передачи богатства представляла собой невероятность совпадения?
2. Будет ли передача богатства образовывать замкнутый цикл предметов коллекционирования только на основе этого института, или для завершения циклов обращения необходимы другие институты передачи богатства? Серьезное отношение к фактическому графику денежного обращения имеет решающее значение для понимания возникновения денег. Широкое распространение среди широкого спектра профессий не существовало и не будет существовать на протяжении большей части человеческой предыстории. Без завершенных и повторяющихся циклов предметы коллекционирования не циркулировали бы и стали бы бесполезными. Чтобы оправдать собственное создание, предмет коллекционирования должен был увеличивать стоимость в достаточном количестве сделок, чтобы окупить расходы на амортизацию.

Сначала мы рассмотрим наиболее знакомый и экономически важный для нас сегодня вид передачи – торговлю.

Страхование от голода #

Брюс Винтерхолдер ¹⁴ рассматривает модели того, как и почему пища иногда передается между животными: допустимое воровство, производство/вымогательство/оппортунизм, чувствительное к риску пропитание, взаимность побочных продуктов, отсроченная взаимность, торговля/обмен не в натуральной форме и другие модели отбора (включая родственный альтруизм). Здесь мы фокусируемся на чувствительном к риску выживании, отсроченной взаимности и торговле (обмен не в натуральной форме). Мы утверждаем, что смена использования предметов коллекционирования на отсроченную взаимность может увеличить совместное использование продуктов питания. Это достигается за счет снижения рисков, связанных с переменным предложением продовольствия, при одновременном избежании в значительной степени непреодолимых проблем, связанных с задержкой взаимности между группами. Ниже мы рассмотрим родственный альтруизм и воровство (допустимое или нет) в более широком контексте.

Еда гораздо ценнее для голодающего, чем для сытого. Если голодающий может спасти свою жизнь, обменяв свои самые ценные богатства, это может стоить ему месяцы или даже годы труда, которые могут потребоваться, чтобы заменить эту ценность. Обычно он считает, что его жизнь стоит больше, чем сентиментальная ценность семейных реликвий. Как и подкожный жир, предметы коллекционирования могут обеспечить страховку от нехватки продовольствия. Голод от нехватки продовольствия на местах можно было бы предотвратить, по крайней мере, двумя различными видами торговли – самим продовольствием или правами на добычу пищи или охоту.

Тем не менее, транзакционные издержки обычно были слишком высокими – группы с гораздо большей вероятностью ссорились, чем доверяли друг другу. Голодная группа, которая не могла найти себе пищу, обычно голодала. Однако, если бы транзакционные издержки можно было снизить, снизив потребность в доверии между группами, еда, которая стоила одного дня труда для одной группы, могла бы стоить нескольких месяцев труда для голодающей группы.

Местная, но чрезвычайно ценная торговля, как утверждается в этом эссе, стала возможной во многих культурах благодаря появлению предметов коллекционирования во времена позднего палеолита. Предметы коллекционирования заменили в остальном необходимые, но несуществующие доверительные долгосрочные отношения. Если бы существовала высокая степень устойчивого взаимодействия и доверия между племенами или отдельными представителями разных племен, чтобы они предоставляли друг другу необеспеченные кредиты, это стимулировало бы бартерную торговлю с задержкой во времени. Однако такая высокая степень доверия в подобном случае крайне маловероятна – по причинам, изложенным выше в отношении взаимного альтруизма, подтвержденным эмпирическими данными о том, что большинство племенных отношений охотников-собирателей, как наблюдалось, были довольно антагонистическими. Группы охотников-собирателей обычно распадались на небольшие группы в течение большей части года и собирались в “совокупности”, что-то вроде средневековых европейских ярмарок, в течение нескольких недель в году. Несмотря на отсутствие доверия между группами, важная торговля основными продуктами питания, подобная той, что показана на прилагаемом рисунке, почти наверняка произошла в Европе и, вероятно, в других местах, например, с охотниками на крупную дичь в Америке и Африке.

Сценарий, иллюстрируемый прилагаемым рисунком, является гипотетическим, но было бы очень удивительно, если бы этого не произошло. В то время как многие европейцы даже в эпоху палеолита любили носить ожерелья из раковин, многие жили дальше от побережья и вместо этого делали ожерелья из зубов своей добычи. Кремни, топоры, меха и другие предметы коллекционирования также, вполне вероятно, использовались в качестве средств обмена.

Северные олени, бизоны и другая добыча человека мигрировали в разное время года. Разные племена специализировались на разной добыче, вплоть до того, что более 90%, а иногда и целых 99% останков со многих стоянок палеолита в Европе принадлежат одному виду ⁹. Это указывает, по крайней мере, на сезонную специализацию и, возможно, полную специализацию племени в одном виде. В той степени, в какой они специализировались, члены одного племени стали бы экспертами в поведении, миграционных привычках и других моделях, присущих их конкретным видам добычи, а также экспертами в соответствующих инструментах и методах охоты. Известно, что некоторые племена, наблюдавшиеся в последнее время, практиковали специализацию. Некоторые племена североамериканских индейцев специализировались соответственно на охоте на бизонов, антилоп и ловле лосося. На севере России и в некоторых частях Финляндии многие племена, включая лаппов даже сегодня, специализировались на выпасе определенного вида северного оленя.

Такая специализация, вероятно, была намного выше, когда в эпоху палеолита более крупная добыча (лошадь, зубр, гигантский лось, бизон, гигантский ленивец, мастодонт, мамонт, зебра, слон, гиппопотам, жираф, овцебык и т. д.) большими стадами бродила по Северной Америке, Европе и Африке. Крупных диких животных, не боящихся людей, больше не существует. Во время палеолита они либо вымерли, либо приучились бояться людей и нашего оружия. Однако в течение большей части периода времени главенствования homo sapiens sapiens эти стада были обильной и легкой добычей для профессиональных охотников. Согласно нашей теории хищничества, основанного на торговле, специализация, скорее всего, была намного выше, когда крупная добыча большими стадами бродила по Северной Америке, Европе и Африке во время палеолита. Основанное на торговле разделение труда в охоте между племенами согласуется (хотя и не полностью подтверждается) археологическими свидетельствами эпохи палеолита в Европе.

Эти мигрирующие группы, следуя за своими стадами, часто взаимодействовали, создавая многочисленные возможности для торговли. Индейцы консервировали пищу путем сушки, приготовления пеммикана и другими способами, которые длились несколько месяцев, но обычно не целый год. Такой пищей обычно торговали наряду со шкурами, оружием и предметами коллекционирования. Часто эти сделки происходили во время ежегодных торговых экспедиций ².

Крупные стадные животные мигрировали по территории всего два раза в год, с окном чаще всего в один - два месяца. Без какого-либо другого источника белка, кроме их собственной добычи, эти специализированные племена умерли бы от голода. Очень высокая степень специализации, продемонстрированная в археологических записях, могла иметь место только при наличии торговли.

Таким образом, даже если бы взаимозачет по времени обмена мясом был единственным видом торговли, этого вполне достаточно, чтобы сделать использование предметов коллекционирования вполне оправданным. Ожерелья, кремни и любые другие предметы, используемые в качестве денег, циркулируют по замкнутому кругу туда-сюда примерно в равных количествах до тех пор, пока стоимость продаваемого мяса остается примерно стабильно. Обратите внимание, что для того, чтобы теория предметов коллекционирования, изложенная в этой статье, была правильной, недостаточно того, чтобы были возможны отдельные выгодные сделки. Мы должны определить замкнутые циклы взаимовыгодных сделок. С замкнутыми циклами предметы коллекционирования продолжают циркулировать, амортизируя свои затраты.

Как уже упоминалось, из археологических находок мы знаем, что многие племена специализировались на одном крупном виде добычи. Эта специализация была, по крайней мере, сезонной; если бы существовала обширная торговля, она могла бы быть постоянной. Став экспертами в привычках и моделях миграции, а также в лучших методах уничтожения, племя получило огромные производственные выгоды. Однако эти преимущества, как правило, были бы недостижимы, поскольку специализироваться на одном виде означало обходиться без пищи большую часть года. Разделение труда между племенами окупилось, и торговля сделала это возможным. Поставки продовольствия почти удвоились бы за счет торговли только между двумя взаимодополняющими племенами. Однако было не два вида добычи, а часто до дюжины; они мигрировали через большинство охотничьих территорий в таких районах, как Серенгети и европейская степь. Таким образом, количество мяса, доступного племени, специализирующемся на различных видах, вероятно, более чем удвоится при такой торговле между горсткой соседних племен. Вдобавок ко всему, дополнительное мясо было бы в нужном месте в нужное время – когда мясо собственной добычи племени уже было бы съедено, и без пищи охотники умерли бы с голоду.

Таким образом, было по крайней мере четыре выгоды, или источника профицита, от торгового цикла, такого простого, как два вида добычи и две не одновременные, но компенсирующие сделки. Эти выгоды различны, но не обязательно независимы:

1. Доступный источник мяса в то время года, когда в противном случае можно было бы умереть с голоду.
2. Увеличение общего предложения мяса – они торговали излишками сверх того, что могли съесть немедленно или сохранить; то, чем они не торговали, было бы потрачено бы впустую.
3. Увеличение разнообразия питания за счет употребления в пищу различных видов мяса.
4. Повышение продуктивности за счет специализации на одном виде добычи.

Изготовление или сбережение предметов коллекционирования для торговли продуктами питания само по себе не было единственным способом застраховаться от тяжелых времен. Возможно, еще более распространенным явлением, особенно там, где не было крупных предметов добычи, была территориальность в сочетании с торговлей правами на добычу пищи. Это можно наблюдать даже в некоторых остатках культуры охотников-собирателей, которые существуют сегодня.

!Кунг Сан из южной Африки, как и все другие современные остатки культур охотников-собирателей, живут на маргинальных землях. У них нет возможности быть специалистами, но они должны использовать имеющиеся скудные остатки. Таким образом, они могут не соответствовать многим древним культурам охотников-собирателей и первоначальному homo sapien sapiens, который сначала захватил самые плодородные земли и лучшие охотничьи маршруты у homo sapiens neanderthalensis и только намного позже изгнал неандертальцев с окраинных земель. И все же, несмотря на их серьезный экологический недостаток, !Кунг использует предметы коллекционирования в качестве предметов торговли.

Как и большинство охотников-собирателей, !Кунг проводит большую часть года в небольших, рассеянных группах и несколько недель в году в совокупности с несколькими другими группами. Агрегирование похоже на ярмарку с дополнительными функциями – торговля завершена, союзы закреплены, партнерские отношения укреплены, а браки заключены. Подготовка к агрегированию заполняется изготовлением торгуемых предметов, частично утилитарных, но в основном коллекционных. Система обмена, называемая народом !Кунг “Hхаrо_”_, включает в себя значительную торговлю украшениями из бисера, в том числе подвесками из страусиных раковин, очень похожими на те, что были найдены в Африке 40 000 лет назад.

Схема обмена hхаrо и родственных отношений между соседними племенами охотников-собирателей !Кунг Сан.

Ожерелья, используемые на бирже hxaro.

Одним из основных предметов купли и продажи народа !Кунг – это абстрактные права на проникновение на территорию другой группы и охоту или сбор пищи там. Торговля этими правами особенно оживлена во время местных дефицитов, которые могут быть устранены путем поиска пищи на территории соседа ^{15 16}. Отряды !Кунгов отмечают свои территории стрелками; вторжение на чужую территорию без приобретения права на въезд и фураж равносильно объявлению войны. Как и в случае с “межполосной” торговлей продуктами питания, обсуждавшейся выше, использование предметов коллекционирования для покупки прав на фуражирование, по словам Стэнли Эмброуза представляет собой “страховой полис от голода” ⁵.

Хотя анатомически современные люди, несомненно, обладали сознательным мышлением, языком и некоторой способностью планировать, для создания сделок потребовалось бы немного сознательного мышления или языка и очень мало планирования. Не было необходимости, чтобы члены племени рассуждали о выгодах чего-либо, кроме торговли. Для создания этого учреждения было бы достаточно, чтобы люди следовали своим инстинктам, чтобы создавать предметы коллекционирования с характеристиками, описанными ниже (как показывают косвенные наблюдения, которые дают приблизительные оценки для этих характеристик). Это в различной степени верно для других институтов, которые мы будем изучать, – они развивались, а не были сознательно спроектированы. Никто из участников ритуалов этого учреждения не объяснил бы их функцию с точки зрения конечной эволюционной функции; скорее, они объяснялись с точки зрения широкого спектра мифологий, которые служили скорее непосредственными мотиваторами поведения, чем теориями конечной цели или происхождения.

Прямые доказательства торговли продовольствием давно пришли в упадок. В будущем мы можем найти больше прямых доказательств, чем сейчас доступно для дополнения этой статьи, путем сравнения охотничьих останков в одном племени с моделями потребления в другом. Самая сложная часть этой задачи, вероятно, заключается в определении границ различных племен или родственных групп. Согласно нашей теории, такая передача мяса от одного племени к другому была распространена во многих частях света во времена палеолита, где происходила крупномасштабная и специализированная охота на крупную дичь.

На данный момент у нас есть обширные косвенные доказательства торговли, через движение самих предметов коллекционирования. К счастью, существует очевидная корреляция между долговечностью, необходимой для предметов коллекционирования, и условиями, при которых артефакт сохранился, чтобы его могли найти современные археологи. В раннем палеолите, когда все человеческое передвижение было пешим, у нас есть примеры перфорированных морских раковин, найденных на расстоянии до 500 километров от ближайшего источника ⁹. Также наблюдалось движение кремня на большое расстояние.

К сожалению, в большинстве случаев торговля была сильно ограничена высокими транзакционными издержками. Основным препятствием был антагонизм между племенами. Преобладающими отношениями между племенами были недоверие в хорошие дни и откровенное насилие в плохие. Только узы брака или родства могли привести племена к доверительным отношениям, хотя это происходило в ограниченных масштабах и лишь изредка. Плохая способность защищать имущество, даже предметы коллекционирования, которые носили, зарывали или прятали в тайниках, означала, что предметы коллекционирования должны были амортизировать свои затраты за несколькол сделок.

Таким образом, торговля была не единственным видом передачи богатства и, вероятно, не самым важным видом в течение долгой предыстории человечества, когда высокие трансакционные издержки препятствовали развитию рынков, фирм и других экономических институтов, которые мы сейчас считаем само собой разумеющимися ¹³. Под нашими великими экономическими институтами скрываются гораздо более древние институты – в доисторические времена основные виды передачи богатства. Все эти институты отличали homo sapiens sapiens от предшествующих им животных. И вот мы переходим к одному из самых основных видов передачи богатства, который мы, люди, считаем само собой разумеющимся, но у других животных его нет, – передаче богатства следующему поколению.

Родственный альтруизм с того света #

Совпадение во времени и месте спроса и предложения на торговлю было редкостью – такой редкостью, что большинство видов торговли и экономических институтов, основанных на торговле, которые мы сейчас считаем само собой разумеющимися, не могли существовать. Еще более маловероятным было тройное совпадение спроса и предложения с важным событием для родственной группы – образованием новой семьи, смертью, преступлением, победой или поражением в войне. Как мы вскоре убедимся, кланы и отдельные люди значительно выиграли от своевременной передачи богатства во время этих событий. Такая передача богатства, в свою очередь, была гораздо менее расточительной, когда речь шла о передаче богатства более долговечного и общего назначения, чем расходные материалы или инструменты, предназначенные для других целей. Таким образом, спрос на долговечные и универсальные запасы материальных ценностей для использования в этих учреждениях был еще более насущным, чем для самой торговли. Кроме того, институты брака, наследования, разрешения споров и дани могут предшествовать межплеменной торговле и предполагали для большинства племен большую передачу богатства, чем торговля. Таким образом, эти институты в большей степени, чем торговля, служили мотиватором и инкубатором самых ранних примитивных денег.

В большинстве племен охотников-собирателей это богатство появилось в форме, которая кажется нам, невероятно богатым современным людям, тривиальной – коллекция деревянной утвари, кремневых и костяных инструментов и оружия, раковины на веревочках, возможно, хижина, а в более холодном климате-несколько паршивых мехов. Иногда все это может быть предметом гардероба человека. Тем не менее, этот пестрый ассортимент был богатством для охотника-собирателя в той же степени, в которой недвижимость, акции и облигации являются богатством для нас. Для охотника-собирателя инструменты и теплая одежда нередко были необходимы для выживания. Многие из этих предметов высоко ценились в качестве предметов коллекционирования, которые были страховкой от голода, помогали завести товарищей и могли спасти от резни или голода в случае войны и поражения. Способность передавать капитал для выживания своим потомкам была еще одним преимуществом homo sapiens sapiens имеющим превосходство над предшествующими ему животными. Кроме того, квалифицированный соплеменник или клан мог бы накопить избыток богатства за счет периодической, но накопленной за всю жизнь торговли излишками расходных материалов для долгосрочного богатства, особенно предметов коллекционирования. Временное преимущество в физической форме может быть преобразовано в более длительное преимущество в физической форме для своих потомков.

Еще одной формой богатства, скрытой от археологов, были титулы и должности. Такое социальное положение было более ценным, чем материальные формы богатства во многих культурах охотников-собирателей. Примерами таких должностей были лидеры кланов, лидеры военных партий, лидеры охотничьих партий, членство в определенном долгосрочном торговом партнерстве (с конкретным человеком из соседнего клана или племени), акушерки и религиозные целители. Часто предметы коллекционирования не только воплощали богатство, но и служили мнемоникой, представляя титул на клановую должность, ответственность и привилегии. После смерти, чтобы поддерживать порядок, наследники таких должностей должны были быть быстро и четко определены. Задержки могут привести к жестоким конфликтам. Таким образом, обычным событием был погребальный пир, на котором чествовали умершего, в то время как его материальные и нематериальные богатства распределялись между потомками лицами, принимающими решения в клане, волей покойного или в соответствии с обычаями.

Как отмечал Марсель Мосс и другие антропологи, иные виды бесплатных подарков были довольно редки в досовременных культурах ¹⁷. На первый взгляд подарки на самом деле подразумевают обязательство получателя. До договорного права это неявное обязательство “дарения”, наряду с позором сообщества и наказаниями, которые последуют, если не будет выполнено неявное обязательство, было, возможно, наиболее распространенным мотиватором взаимности при отсроченном обмене, и до сих пор распространено в различных неформальных услугах, которые мы оказываем друг другу. Наследование и другие формы родственного альтруизма были единственными широко практикуемыми формами того, что мы, современные люди, назвали бы настоящим даром, а именно даром, который не налагал никаких обязательств на получателя.

Ранние западные торговцы и миссионеры, которые часто видели в местных жителях детей-примитивов, иногда называли свои выплаты дани “подарками”, а торговлю “обменом подарками”, как будто они больше походили на обмен подарками на Рождество и день рождения западных детей, чем на договорные и налоговые обязательства взрослых. Отчасти это, возможно, отражало предубеждение, а отчасти тот факт, что на Западе к тому времени обязательства обычно оформлялись в письменной форме, чего не хватало туземцам. Таким образом, западные люди обычно переводили богатое разнообразие слов, которыми местные жители пользовались для своих институтов обмена, прав и обязанностей, как “подарок”. Французские поселенцы семнадцатого века в Америке были немногочисленны среди гораздо более многочисленного населения индейских племен, и часто оказывалось, что они платят дань этим племенам. Называя эти платежи “подарками”, они таким образом спасали честь перед другими европейцами, которые не сталкивались с такой необходимостью и считали это трусостью.

Мосс и современные антропологи, к сожалению, сохранили эту терминологию. Нецивилизованный человек все еще похож на ребенка, но теперь невинен, как ребенок, на существо с моральным превосходством, которое не опустилось бы до наших низменных, хладнокровных экономических сделок. Однако на Западе, особенно в официальной терминологии, используемой для наших законов, касающихся сделок, “подарок” относится к передаче, которая не налагает никаких обязательств. Сталкиваясь с антропологическими дискуссиями об “обмене подарками”, следует иметь в виду эти предостережения – современные антропологи вовсе не имеют в виду бесплатные или неофициальные подарки, которые мы обычно имеем в виду в привычном нам смысле. Они скорее относятся к любой из довольно сложных систем прав и обязанностей, связанных с передачей богатства. Единственными крупными сделками в доисторических культурах, похожими на наш современный подарок, в том смысле, что он сам по себе не был широко признанным обязательством и не налагал никаких обязательств на получателя, были родители или родственники по материнской линии, заботящиеся о своих детях и наследстве (исключением было то, что наследование титула на должность накладывало обязанности по должности на наследника, а также его привилегии).

Наследование некоторых семейных реликвий может продолжаться в течение нескольких поколений непрерывно, но само по себе это не образует замкнутый цикл передачи предметов коллекционирования. Семейные реликвии были ценны только в том случае, если их в конечном итоге использовали для чего-то другого. Они часто использовались в брачных сделках между кланами, которые могли образовывать замкнутые циклы коллекционирования предметов.

Семейная торговля #

Ранний и важный пример небольшой замкнутой торговой сети, возможной благодаря предметам коллекционирования, связан не только с гораздо более высокими инвестициями в воспитание потомства, чем вкладывали наши родственники-приматы, но и со связанным с этим человеческим институтом брака. Сочетая договоренности о долгосрочных браках для спаривания и воспитания детей, согласованные между кланами, с передачей богатства, брак является универсальным для человека и, вероятно, восходит к первому homo sapiens sapiens.

Родительские инвестиции – это долгосрочное и почти одноразовое дело; нет времени для повторных взаимодействий. Развод с нерадивым отцом или неверной женой обычно требовал нескольких лет, потраченных впустую, с точки зрения генетической пригодности брошенной стороны. Верность и преданность детям в первую очередь обеспечивались родственниками – кланом. Брак был договором между кланами, который обычно включал такие обещания верности и приверженности, а также передачу богатства.

Вклад, который мужчина и женщина вносят в брак, редко бывает равным. Это было еще более верно в эпоху, когда выбор партнера в значительной степени определялся кланами, а группа, из которой могли выбирать лидеры кланов, было довольно небольшим. Чаще всего женщина считалась более ценной, и клан жениха платил выкуп за невесту клану невесты. Довольно редким по сравнению с этим было приданое – плата клана невесты новой паре. В основном это практиковалось высшими классами моногамных, но крайне неравных обществ средневековой Европы и Индии и в конечном счете было мотивировано гораздо большим репродуктивным потенциалом сыновей из высшего класса, чем дочерей из высшего класса в этих обществах. Поскольку литература в основном писалась о высших классах, приданое часто играет определенную роль в европейских традиционных историях. Это не отражает фактической частоты дарования приданого в разных человеческих культурах – это встречалось довольно редко.

Браки между кланами могут образовать замкнутый цикл коллекционирования предметов. Действительно, двух кланов, обменивающихся партнерами, было бы достаточно, чтобы поддерживать замкнутый цикл, пока невесты, как правило, чередуются. Если бы один клан был богаче в предметах коллекционирования, он мог бы женить больше своих сыновей на лучших невестах (в моногамных обществах) или на большем количестве невест (в полигамных обществах). В цикле, включающем только браки, примитивные деньги просто заменили бы потребность в памяти и доверии между кланами в течение длительного периода задержки между несбалансированной передачей репродуктивных ресурсов.

Подобно наследованию, судебному разбирательству и дани, брак требует тройного совпадения события, в данном случае брака, со спросом и предложением. Без передаваемого и прочного средства сбережения нынешняя способность клана жениха удовлетворять текущие желания клана невесты в достаточной степени, чтобы компенсировать несоответствие ценностей между женихом и невестой, а также удовлетворять политические и романтические ограничения брака, вряд ли была бы удовлетворена должным образом. Одним из решений является наложение постоянного обязательства по обслуживанию клана невесты женихом или его кланом. Это происходит примерно в 15% известных культур ¹⁸. В гораздо большем количестве, 67%, жених или клан жениха платит клану невесты значительную сумму. Часть этого выкупа за невесту выплачивается в виде немедленных расходных материалов, в виде растений, которые должны быть собраны, и животных, убитых для свадебного пира. В скотоводческих или сельскохозяйственных обществах бóльшая часть выкупа за невесту выплачивается скотом, что является долговременной формой богатства. Остаток, и обычно самая ценная часть выкупа за невесту в культурах без домашнего скота, оплачивается тем, что обычно является наиболее ценными семейными реликвиями – самыми редкими, дорогими и долговечными подвесками, кольцами и тому подобным. Западная практика, когда жених дарит невесте кольцо, а жених дарит девушке самые разные виды украшений, когда-то была передачей значительного количества богатства и была распространена во многих других культурах. Примерно в 23% культур, в основном современных, не происходит существенного обмена богатствами. Примерно в 6% культур происходит взаимный обмен значительным богатством между кланами жениха и невесты. Только примерно в 2% культур клан невесты выплачивает приданое ¹⁸.

К сожалению, некоторые денежные переводы были далеки от альтруизма, связанного с подарком по наследству, или брачным даром. В случае с данью все было с точностью до наоборот.

Военные трофеи #

Показатели смертности от насилия как в группах шимпанзе, так и в человеческих культурах охотников-собирателей намного выше, чем в современных цивилизациях. Это, вероятно, восходит, по крайней мере, к тому времени, когда наш предок – шимпанзе также постоянно воевал.

Война включала, среди прочего, убийства, нанесение увечий, пытки, похищения, изнасилования и вымогательство дани в обмен на освобождение от такой участи. Когда два соседних племени не воевали, одно обычно платило дань другому. Дань также могла бы служить для связывания союзов, обеспечивая экономию за счет масштаба в военных действиях. В основном это была форма эксплуатации, более выгодная победителю, чем дальнейшее насилие над побежденными.

За победой в войне иногда следовала немедленная выплата проигравшими победителям. Часто это просто принимало форму грабежа восторженными победителями, в то время как проигравшие отчаянно прятали свои предметы коллекционирования. Чаще всего дань требовалась регулярно. В этом случае тройного совпадения можно было, а иногда и удавалось избежать с помощью сложного графика платежей натурой, который соответствовал способности проигравшего племени поставлять товар или услугу в соответствии со спросом победителя. Однако даже при таком решении примитивные деньги могли бы обеспечить лучший способ – общее средство ценности, которое значительно упростило бы условия оплаты, что очень важно в эпоху, когда условия договора не могли быть записаны, но должны были быть заучены наизусть. В некоторых случаях, как и в случае с вампумом, используемым в Конфедерации Ирикуа, предметы коллекционирования служили примитивным мнемоническим устройством, которое, хотя и посредственно, но можно было использовать в качестве вспомогательного средства для запоминания условий договора. Для победителей предметы коллекционирования обеспечили возможность собирать дань ближе к оптимуму Лаффера. Для проигравших предметы коллекционирования, спрятанные в тайниках, давали возможность скрыть часть богатства, заставляя победителей полагать, что проигравшие были менее успешны и, следовательно, требовали меньше, чем могли бы. Тайники с предметами коллекционирования также обеспечивали страховку от чрезмерно усердных сборщиков дани. Бóльшая часть богатства в первобытных обществах ускользнула от внимания миссионеров и антропологов из-за его крайне скрытной природы. Только археология может раскрыть существование этого скрытого богатства.

Сокрытие и другие стратегии представляли проблему, которую коллекционеры дани разделяют с современными сборщиками налогов, – как оценить количество богатства, которое они могут извлечь. Измерение стоимости является сложной проблемой во многих видах сделок, но никогда не бывает более сложной, чем при антагонистическом сборе налогов или дани. Совершая эти очень сложные и непреднамеренные компромиссы, а затем выполняя их в серии запросов, проверок и действий по сбору, сборщики дани эффективно оптимизировали свои доходы, даже если результаты казались плательщику дани довольно расточительными.

Представьте себе племя, собирающее дань с нескольких соседних племен, которые оно ранее победило в войне. Оно должно оценить, сколько можно потребовать с каждого племени. Некорректные оценки оставляют богатство некоторых племен заниженным, в то время как другие вынуждены платить дань, основываясь на оценках богатства, которого у них на самом деле нет. Результат: пострадавшие племена, как правило, сокращаются. Племена, которым это выгодно, платят меньше дани, чем могли бы. В обоих случаях победители получают меньший доход, чем они могли бы получить при более совершенных подсчетах. Это – приложение кривой Лаффера к судьбе конкретных племен. На этой кривой, примененной к налогам на прибыль блестящим экономистом Артуром Лаффером, по мере увеличения налоговой ставки сумма дохода увеличивается, но все более медленными темпами, чем налоговая ставка, из-за увеличения уклонения – уклонения от уплаты налогов и, прежде всего, нежелания подвергаться налогообложению. По определенной ставке в силу этих причин оптимизируются налоговые поступления. Повышение налоговой ставки выше оптимального уровня Лаффера приводит скорее к снижению, чем к увеличению доходов правительства. По иронии судьбы, кривая Лаффера использовалась сторонниками снижения налогов, хотя эта теория сбора налогов оптимальна для государственных доходов, а не теория сбора налогов, оптимальная для социального обеспечения или удовлетворения индивидуальных предпочтений.

В более широком масштабе кривая Лаффера может быть самым важным экономическим законом политической истории. Чарльз Адамс ¹⁹ использует его для объяснения расцвета и падения империй. Наиболее успешные правительства неявно руководствовались своими собственными стимулами – как краткосрочным стремлением к получению доходов, так и долгосрочным успехом по сравнению с другими правительствами – для оптимизации своих доходов в соответствии с кривой Лаффера. Правительства, которые перегружали своих налогоплательщиков, такие как Советский Союз и поздняя Римская империя, оказались на свалке истории, в то время как правительства, чьи сборы были ниже оптимального уровня, часто проигрывали своим более обеспеченными соседями. Демократические правительства могут поддерживать высокие налоговые поступления более мирными средствами, чем завоевание недофинансированных государств. Это первые в истории государства с настолько высокими налоговыми поступлениями по сравнению с внешними угрозами, что они могут позволить себе тратить большую часть денег в невоенных областях. Их налоговые режимы действовали ближе к оптимуму Лаффера, чем это удавалось большинству правительств предыдущих типов (альтернативно, это может стать возможно благодаря эффективности ядерного оружия в сдерживании нападения, а не благодаря возросшим стимулам демократий оптимизировать сбор налогов). Когда мы применяем кривую Лаффера для изучения относительного влияния договорных даней на различные племена, мы приходим к выводу, что желание оптимизировать доходы заставляет победителей хотеть точно измерить доходы и богатство побежденных. Измерение ценности имеет решающее значение для определения стимулов проигравших избегать или уклоняться от уплаты дани, скрывая богатство, сражаясь или убегая. Со своей стороны, потерпевшие поражение могут и подделывают эти вычисления различными способами, например, закапывая предметы коллекционирования в тайники. Сбор дани включает в себя игру по измерению с несогласованными стимулами.

С коллекционными предметами можно требовать дань в стратегически оптимальные времена, а не тогда, когда предметы могут быть предоставлены данником или востребованы победителем. Победители могут затем выбрать, когда они в будущем будут потреблять богатство и не вынуждены потреблять его во время сбора дани. Гораздо позже, в 700 году до н. э., хотя торговля была широко распространена, деньги все еще принимали форму предметов коллекционирования, изготовленных из более драгоценных металлов, но по своим основным характеристикам, таким как отсутствие единой стоимости, похожих на большую часть прото-денег, используемых с рассвета Homo sapiens sapiens. Это было изменено грекоязычной культурой в Анатолии (современная Турция), лидийцами. В частности, лидийские цари были первыми крупными эмитентами монет в археологических и исторических записях.

С тех времен и по сей день основными эмитентами монет были государственные монетные дворы с саморегулируемыми монополиями, не частные монетные дворы. Почему в чеканке монет не доминировали частные интересы, такие как частные банкиры, которые существовали в то время в этих странах с полурыночной экономикой? Основным объяснением доминирования правительства в чеканке монет было то, что только правительства могли применять меры по борьбе с контрафакцией. Однако они могли бы применить такие меры в защиту конкурирующих частных монетных дворов, так же как они применяли торговые марки сегодня и в то время.

Оценить стоимость монеты было гораздо проще, чем стоимость предмета коллекционирования, особенно при низкой стоимости транзакций. Гораздо больше сделок можно было совершать за деньги, а через бартер; действительно, многие виды сделок с низкой стоимостью впервые стали возможны, поскольку небольшая прибыль от торговли впервые превысила транзакционные издержки. Предметы коллекционирования были деньгами с низкой скоростью обращения, участвующими в небольшом количестве сделок – в сделках с высокой стоимостью. Монеты были деньгами с высокой скоростью обращения, что способствовало заключению большого количество сделок с низкой стоимостью.

Учитывая отмеченные нами преимущества прото денег для сборщиков дани и налогов, а также критический характер проблемы измерения ценности при оптимальном принуждении к таким платежам, неудивительно, что сборщики налогов, в частности короли Лидии, были первыми крупными эмитентами монет. Король, получавший свои доходы от сбора налогов, имел сильный стимул более точно оценивать ценность богатства, которым владели и которым обменивались его подданные. То, что обмен также выиграл от более дешевого измерения торговцами среды обмена, создав нечто более близкое к эффективным рынкам и позволив отдельным лицам впервые выйти на рынок в более широком масштабе, было для короля случайным побочным эффектом. Увеличение богатства, проходящего через рынки, которые теперь можно облагать налогом, увеличило доходы короля даже сверх обычного эффекта кривой Лаффера, связанного с уменьшением несоответствия между данными налоговыми источниками.

Это сочетание более эффективного сбора налогов с более эффективными рынками означало значительное увеличение общих налоговых поступлений. Эти сборщики налогов буквально наткнулись на золотую жилу, и богатство лидийских царей Мидаса, Креза и Гигеса известно и по сей день.

Несколько столетий спустя греческий царь Александр Македонский завоевал Египет, Персию и бóльшую часть Индии, финансируя свое впечатляющее завоевание через разграбления египетских и персидских храмов, заполненных коллекционными предметами низкой скорости обращения, и переплавив их в монеты, обладающие высокой скоростью обращения. Результатом стала более эффективная и всеобъемлющая рыночная экономика, а также более эффективный процесс сбора налогов.

Выплаты дани сами по себе не образовывали замкнутый круг циркуляции предметов коллекционирования. Они были ценны только в том случае, если в конечном итоге победители могли использовать их для чего-то другого, например для брака, торговли или в качестве залога. Однако победители могли принудить побежденных к производству предметов коллекционирования, даже если это не отвечало добровольным интересам побежденных.

Споры и средства правовой защиты #

У древних охотников-собирателей не было нашего современного гражданского или уголовного права, но у них были аналогичные средства урегулирования споров, часто рассматриваемые клановыми или племенными лидерами или голосованием, что охватывало то, что современное законодательство называет преступлениями и правонарушениями. Урегулирование споров с помощью наказаний или выплат, санкционированных кланами спорящих сторон, заменяется циклами мести или войнами во имя вендетты. Большинство досовременных культур, начиная от ирикуа в Америке и заканчивая дохристианскими германскими народами, решили, что плата лучше наказания. Цены (например германские “вергельд” и ирикуа “кровавые деньги”) были назначены за все преступления, подлежащие наказанию, начиная от мелкой кражи и заканчивая изнасилованием и убийством. Там, где были доступны деньги, оплата принимала денежную форму. Домашний скот использовался в скотоводческих культурах. В противном случае оплата предметами коллекционирования была наиболее часто используемым средством правовой защиты.

Выплата средств правовой защиты за ущерб в судебном процессе или аналогичной жалобе привела к той же проблеме тройного совпадения событиий, предложения и спроса, что и в случае наследования, брака и уплаты дани. Решение по делу должно было совпадать со способностью истца возместить убытки, а также с возможностью и желанием ответчика извлечь из оплаты выгоду. Если бы средство правовой защиты было расходным материалом, которого у истца уже было в избытке, оно все равно служило бы наказанием, но вряд ли удовлетворило бы ответчика – и, следовательно, не ограничило бы цикл насилия. Таким образом, мы здесь снова видим ценность предметов коллекционирования – в данном случае в том, чтобы сделать возможным средство правовой защиты для разрешения спора или прекращения цикла мести.

Средства правовой защиты от споров не образовали бы замкнутый цикл, если бы платежи служили для полного устранения вендетты. Однако, если платежи не полностью ослабят вендетту, они могут образовать цикл, следующий за циклом мести. По этой причине вполне возможно, что учреждение достигло равновесия, когда оно сократило, но не устранило циклы мести до появления более тесно связанных торговых сетей.

Атрибуты предметов коллекционирования #

Поскольку люди эволюционировали в небольших, в значительной степени самодостаточных и взаимно антагонистичных племенах, использование предметов коллекционирования для уменьшения потребности в отслеживании благ и создания возможностей для других институтов передачи богатства, которые мы исследовали, было гораздо важнее, чем масштабные проблемы бартера на протяжении большей части периода существования нашего вида. Действительно, предметы коллекционирования обеспечили фундаментальное улучшение механизмов взаимного альтруизма, позволив людям сотрудничать способами, недоступными для других видов. Для них взаимный альтруизм сильно ограничен ненадежной памятью. Некоторые другие виды обладают большим мозгом, строят свои собственные дома или изготавливают и используют инструменты. Ни один другой вид не добился такого улучшения в работе взаимного альтруизма. Данные свидетельствуют о том, что это новое развитие созрело к 40 000 году до н. э.

Менгер назвал эти первые деньги “промежуточным товаром” – тем, что в этой статье называется предметами коллекционирования. Артефакт, полезный для других целей, таких как резка, также может быть использован в качестве предмета коллекционирования. Однако, как только институты, связанные с передачей богатства, станут ценными, предметы коллекционирования будут производиться только в контексте их коллекционных свойств. Что это за свойства? Для того чтобы конкретный товар был выбран в качестве ценного предмета коллекционирования, он должен был обладать следующими желательными качествами:

1. Более защищен от случайной потери и кражи. На протяжении большей части истории это означало, что его можно носить на себе и легко спрятать.
2. Труднее подделать его ценность. Важным подмножеством этих продуктов являются продукты, которые являются неподделываемо дорогостоящими и, следовательно, считаются ценными по причинам, объясненным ниже.
3. Их ценность было просто точно предположить через простые наблюдения или измерения. Эти наблюдения имели бы более надежную целостность, но были бы менее дорогостоящими.

Люди во всем мире сильно заинтересованы в том, чтобы собирать предметы, которые лучше соответствуют этим свойствам. Некоторые из этих мотиваций, вероятно, включают генетически развитые инстинкты. Такие предметы собираются исключительно для удовольствия от их сбора (а не по каким-либо особенно хорошим явным и непосредственным причинам), и такое удовольствие почти универсально во всех человеческих культурах. Одной из непосредственных мотиваций является украшение. По словам доктора Мэри С. Стинер, археолога из Аризонского университета, “Орнамент является универсальным среди всех современных людей-собирателей” ²⁰. Для эволюционного психолога такое поведение, которое имеет хорошее окончательное объяснение с точки зрения естественного отбора, но не имеет никакого непосредственного обоснования, кроме удовольствия, является основным кандидатом на то, чтобы быть генетически развитым удовольствием, которое мотивирует поведение. Таков, если рассуждения в этом эссе верны, человеческий инстинкт коллекционирования редких предметов искусства и особенно ювелирных изделий.

Пункт (2) требует некоторых дополнительных пояснений. Поначалу производство товара просто потому, что он является дорогостоящим, кажется довольно расточительным. Тем не менее, ценность неподделываемо дорогого товара многократно увеличивается, позволяя выгодно передавать богатство. Большая часть затрат окупается каждый раз, когда транзакция становится возможной или становится менее дорогостоящей. Стоимость, изначально являющаяся полной потерей, амортизируется в течение многочисленных транзакций. Денежная стоимость драгоценных металлов основана на этом принципе. Это также относится к предметам коллекционирования, которые тем ценнее, чем они реже и тем менее подвержены подделке. Это также применимо там, где к продукту добавляется доказуемо квалифицированный или уникальный человеческий труд, как в случае с искусством.

Мы никогда не открывали и не создавали продукт, который бы действительно хорошо работал по всем трем показателям. Искусство и предметы коллекционирования (в том смысле, в каком это слово используется в современной культуре, а не в техническом смысле, в котором оно используется в этой статье) оптимизируют (2), но не (1) или (3). Обычные бусины удовлетворяют (1), но не (2) или (3). Ювелирные изделия, изготовленные сначала из самых красивых и менее распространенных раковин, но со временем во многих культурах из драгоценных металлов, приближаются к удовлетворению всем трем свойствам. Неслучайно ювелирные изделия из драгоценных металлов обычно выпускались в тонких формах, таких как цепочки и кольца, что позволяло проводить недорогой анализ в случайно выбранных местах. Монеты стали еще одним улучшением – замена небольших стандартных весов и товарных знаков для анализа значительно снизила затраты на небольшие транзакции с использованием драгоценных металлов. Собственно деньги были лишь дальнейшим шагом в эволюции предметов коллекционирования.

Вид мобильного искусства, также созданный человеком эпохи палеолита (маленькие фигурки и тому подобное), также хорошо соответствует этим характеристикам. Действительно, палеолитический человек создал очень мало предметов, которые не были бы ни утилитарными, ни общими характеристиками (1)-(3).

Существует много загадочных примеров бесполезных или, по крайней мере, неиспользованных кремней у homo sapiens. Мы уже упоминали непригодные кремни людей Кловиса. Кулифф ⁹ обсуждает находку эпохи европейского мезолита, состоящую из сотен тщательно обработанных кремней, которые, как показывает анализ микрофотографии, никогда не использовались для резки.

Кремни, вполне вероятно, были первыми предметами коллекционирования, предшествовавшими предметам коллекционирования специального назначения, таким как ювелирные изделия. Действительно, первые предметы коллекционирования кремня были бы сделаны для их режущей способности. Их добавленная стоимость как средство передачи богатства была случайным побочным эффектом, который позволил институтам, описанным в этой статье, расцвести. Эти учреждения, в свою очередь, мотивировали бы производство предметов коллекционирования специального назначения, сначала кремней, которые не нуждаются в фактическом использовании в качестве режущих инструментов, а затем широкого спектра других видов предметов коллекционирования, которые были разработаны homo sapiens sapiens.

Деньги в виде ракушек из Шумера, около 3000 года до н. э.

В эпоху неолита во многих частях Ближнего Востока и Европы некоторые виды ювелирных изделий стали более стандартизированными – до такой степени, что стандартные размеры и пригодность для анализа часто ценились выше красоты. В коммерческих районах количество этих украшений иногда значительно превышало количество традиционных украшений в кладах. Это промежуточный этап между ювелирными изделиями и монетами, когда некоторые предметы коллекционирования все чаще принимали взаимозаменяемую форму. Около 700 года до нашей эры лидийские цари начали выпускать монеты, как описано выше. Неподделываемая дороговизна стандартных вéсов драгоценных металлов теперь может быть “оценена” на рынке наемными работниками или сборщиками налогов с помощью торговой марки, т. е. доверия к бренду монетного двора, вместо того, чтобы рубить скрученную в спираль проволоку в случайно выбранном месте.

Неслучайно атрибуты предметов коллекционирования разделяются с драгоценными металлами, монетами и резервными товарами, которые подкрепляли большинство нефиатных валют. Собственно деньги реализовали эти свойства в более чистой форме, чем предметы коллекционирования, использовавшиеся почти на протяжении всей предыстории человечества.

Серебряное кольцо и катушка денег из Шумера, около 2500 г. до н. э. Обратите внимание на стандартный размер поперечных сечений. Многие из фигурок имели стандартный вес, от одной двенадцатой шекеля до шестидесяти шекелей. Для анализа кольца или катушки его можно взвесить и разрезать в произвольных местах. (Любезно предоставлено Институтом Востока Чикагского университета)

Новинкой 20-го века стала эмиссия правительствами фиатных валют. (“Фиатный” означает не обеспеченный каким-либо резервным товаром, как это было в валютах на основе золота и серебра предыдущих веков). Хотя в целом фиатные валюты являются отличным средством обмена, они оказались очень плохим средством сбережения. Инфляция разрушила многие “гнездышки”. Неслучайно рынки редких предметов и уникальных произведений искусства, обычно разделяющих описанные выше атрибуты предметов коллекционирования, пережили ренессанс в прошлом веке. Одна из наших самых передовых высокотехнологичных торговых площадок, eBay, сосредоточена вокруг этих объектов с изначальными экономическими качествами. Рынок предметов коллекционирования больше, чем когда-либо, даже если доля нашего богатства, вложенного в них, меньше, чем когда они имели решающее значение для эволюционного успеха. Предметы коллекционирования удовлетворяют наши инстинктивные побуждения и остаются полезными в своей древней роли надежного средства сбережения.

Вывод #

Многие виды передачи богатства – односторонние и взаимные, добровольные и принудительные – сопряжены с транзакционными издержками. В добровольных сделках выигрывают обе стороны; по-настоящему бесплатный подарок обычно является актом родственного альтруизма. Эти транзакции создают ценность для одной или обеих сторон в той же степени, что и физический акт создания чего-либо. Дань приносит пользу победителю, а решение о возмещении ущерба может предотвратить дальнейшее насилие, а также принести пользу жертве. Наследование сделало людей первыми животными, передавшими богатство своим родственникам следующего поколения. Эти реликвии, в свою очередь, могут быть использованы в качестве залога или оплаты в торговле товарами, продуктами питания, чтобы предотвратить голод, или для оплаты выкупа за невесту. Являются ли затраты на осуществление этих переводов – транзакционные издержки – достаточно низкими, чтобы сделать переводы стоящими, – это другой вопрос. Предметы коллекционирования сыграли решающую роль в том, чтобы впервые сделать возможными такого рода транзакции.

Предметы коллекционирования расширили возможности нашего большого мозга и языка в качестве решения дилеммы заключенного, которая не позволяет почти всем животным сотрудничать с помощью отложенного взаимодействия с чужаками. Репутационные убеждения могут страдать от двух основных видов ошибок – ошибок в том, кто что сделал, и ошибок в оценке стоимости или ущерба, причиненного этим действием. Внутри кланов (небольшой и непосредственно местной родственной группы или большой семьи, которая образовывала подмножество племени) наши большие мозги могли бы свести к минимуму эти ошибки, чтобы общественная репутация и принудительные санкции заменили ограниченную мотивацию, обеспечиваемую способностью контрагента сотрудничать или отступать в будущем в качестве основного исполнителя отсроченного взаимного действия. Как у homo sapiens neanderthalensis, так и у homo sapiens sapiens, с таким же большим размером мозга, вполне вероятно, что каждый член местного клана отслеживал благосклонность всех других членов местного клана. Использование предметов коллекционирования для торговли в рамках небольшой местной родственной группы, возможно, было минимальным. Между кланами внутри племени использовались как средства отслеживания, так и предметы коллекционирования. В отношениях между племенами предметы коллекционирования полностью заменили репутацию исполнителя взаимного действия, хотя насилие по-прежнему играло важную роль в обеспечении соблюдения прав, а также было связано с высокими транзакционными издержками, которые препятствовали большинству видов торговли.

Когда дороговизна становится подвержена подделке: стеклянные бусины, изготовленные в Венеции в 16 или 17 веке, извлеченные из Мали, Африка. Такие бусы были очень популярны везде, где европейские колонизаторы сталкивались с культурами неолита или охотников-собирателей.

Чтобы быть полезным в качестве универсального средства сбережения материальных ценностей и средств передачи материальных ценностей, предмет коллекционирования должен был быть встроен по крайней мере в одно учреждение с замкнутым циклом, чтобы затраты на обнаружение и/или изготовление объекта амортизировались в течение нескольких транзакций. Более того, предмет коллекционирования был не просто каким-то красивым декоративным предметом. Он должен был обладать определенными функциональными свойствами, такими как безопасность ношения, компактность для сокрытия или захоронения и неподделываемая дороговизна. Эта дороговизна должна была быть проверена получателем перевода – с использованием многих из тех же навыков, которые коллекционеры используют для оценки предметов коллекционирования сегодня.

Теории, представленные в этой статье, могут быть проверены путем поиска этих характеристик (или их отсутствия) в “ценностях”, которыми часто обмениваются в этих культурах, путем изучения экономических выгод от циклов, через которые движутся эти ценности, и путем наблюдения предпочтений объектов с этими характеристиками в самых разных культурах (включая современные).

Благодаря беспрецедентной технологии сотрудничества люди стали самыми страшными хищниками из когда-либо обитавших на планете. Они приспособились к меняющемуся климату, в то время как десятки стад крупных хищников были доведены охотой и изменением климата в Америке, Европе и Азии до вымирания. Сегодня большинство крупных животных на планете боятся оружия – приспособления, доступного только к одному виду хищников ²¹. Культуры, основанные в большей степени на собирательстве, чем на охоте, также принесли большую пользу. Последовал демографический взрыв – homo sapiens sapiens смог заселить больше частей планеты и при плотности более чем в десять раз большей, чем у homo sapiens neanderthalensis ⁹, несмотря на более слабые кости и тот же размера мозга. Большая часть этого роста может быть объяснена социальными институтами, ставшими возможными благодаря эффективной передаче богатства и языку – торговле, браку, наследованию, дани, залогу и способности оценивать ущерб, чтобы смягчить циклы мести.

Примитивные деньги не были современными деньгами в том виде, в каком мы к ним привыкли. Они взяли на себя часть функций, которые сейчас выполняют современные деньги, но их форма была формой фамильных реликвий, ювелирных изделий и других предметов коллекционирования. Их использование настолько древнее, что желания исследовать, собирать, изготавливать, демонстрировать, оценивать, бережно хранить и торговать предметами коллекционирования являются универсалиями человека – в какой-то степени инстинктами. Это созвездие человеческих желаний можно было бы назвать инстинктом собирательства. Поиск сырья, такого как раковины и зубы, и изготовление предметов коллекционирования занимали значительную часть времени многих древних людей, точно так же, как многие современные люди тратят значительные ресурсы на эти виды деятельности, как на хобби. Результаты для наших древних предков были первыми надежными формами воплощенной ценности, сильно отличающимися от конкретной полезности – и предшественниками сегодняшних денег.

Благодарность #

Я благодарю Джерома Баркова, Эндрю Одлизко, Брюса Смита, К. Эрика Дрекслера, Маркуса Крумменакера, Марка Уайли, Норма Харди и других за их проницательные комментарии.

Рекомендации #

• Гребер, Дэвид, К антропологической теории ценности, Пэлгрейв, 2001.
• Ифра, Джордж, Всеобщая история чисел, John Wiley & Sons 1998, стр. 73.
• Кон М. и Митен С. “Рукопожатия: продукты полового отбора?”, Античность, 73, 518-526.
• Платтнер, Стюарт, Экономическая антропология, Издательство Стэнфордского университета, 1989.